кое-кого…
А потом он услышал это.
В похожем на шум прибоя ропоте толпы он услышал...
Дрожащий голос, что звучал тише, чем писк комара…
— Сы-эр…
Наньгун Сы замер, будто громом пораженный. Еще до того как он обернулся, глаза его наполнились слезами.
Словно в тумане, он увидел лишь неясные очертания силуэта цвета лазури и со всех ног бросился вперед, хрипло выкрикивая:
— Мама! Мама!
Когда застлавшие взор слезы пролились, он, наконец, смог ясно рассмотреть ее.
На стороне, занятой Раем, стояла стройная женщина — его мать Жун Янь. Как и Наньгун Чанъин, эта женщина обладала незаурядным умом и невероятной силой воли[223.5], кроме того, Сюй Шуанлинь позволил марионеткам в этом зале сохранить неизменным их прижизненное сознание[223.6], поэтому, когда Наньгун Сы попал в поле ее зрения, пусть он уже не был ребенком, Жун Янь, используя остаточные воспоминания своего мертвого тела, все-таки смогла его узнать.
Дрожа всем телом, она с большим трудом протянула к Наньгун Сы окоченевшие руки:
— Сы... эр…
На Жун Янь была та же одежда, в которой она была в их последнюю встречу. Когда Наньгун Сы встал перед ней на колени, казалось, что в одночасье он вернулся в тот самый год и ночь в Духовной школе Жуфэн. За окном вновь светила полная луна, и мать пришла в детскую искать его.
Стоя на коленях, Наньгун Сы запрокинул голову, глядя на нее снизу вверх. Ему хотелось так много сказать ей, но, в конце концов, дрожащим голосом произнес лишь одну фразу:
— Мама... Если бы целый свет его хвалил, он все равно не загордился бы… и если бы весь свет принялся его бранить, он бы не счел себя опозоренным[223.7]...
Время повернулось вспять.
Стоя у окна, прежде строгая мать нахмурила свои выразительные брови и спросила его:
— «И если бы весь свет принялся его бранить, он бы не счел себя опозоренным»... Что за фраза стоит перед этим предложением?
Незрелый отрок перед ней замялся, не в силах дать ответ.
Она ушла из жизни так внезапно, а он, стоя на коленях перед ее гробом, по-прежнему не мог прочесть наизусть тот отрывок, что она хотела услышать от него в ту ночь.
Смысл фразы «если бы целый свет его хвалил, он все равно не загордился бы, и если бы весь свет принялся его бранить, он бы не счел себя опозоренным» стал ясен для него лишь спустя десяток с лишним лет.
Он стоял в той же коленопреклоненной позе, как во время их расставания в ту лунную ночь. Их тени наконец-то совпали с теми прежними, только тогда его сердце было полно обиды и негодования, а теперь в нем остались лишь боль и сожаление, та же гордая красавица, что жила в его памяти, сейчас превратилась в марионетку в руках другого человека.
Жун Янь погладила волосы на висках Наньгун Сы, затем его щеки и, в конце концов, обхватила руками его окровавленную ладонь. Дрожа всем телом, она закрыла глаза.
— Сы-эр, теперь мамино тело словно мясо на разделочной доске. Под контролем чужой воли я в любой момент могу утратить свое сознание... но, Сы-эр, ты должен мне верить... мама говорит искренне... перед уходом я все время думала об этом, и хотя теперь я ненавижу твоего дядю за то, что он сделал... однако и благодарна ему…
— Мама…
— Если бы он... не сделал из меня марионетку... я не смогла бы снова увидеть тебя… а также... также поговорить с тобой, — борясь с окоченением, Жун Янь медленно наклонилась и, протянув к нему дрожащие руки, заключила Наньгун Сы в крепкие объятия.
— Перед уходом твоя мама больше всего сожалела о... — Жун Янь хватала воздух и захлебывалась словами, но не потому что Сюй Шуанлинь пытался взять ее тело под свой контроль, а оттого, что она, наконец, смогла обнять своего единственного любимого ребенка. Дрожащим от захлестнувших ее эмоций голосом она все же продолжила, — перед смертью я так жалела, что никогда… никогда не обнимала тебя вот так крепко. Я никогда не обнимала тебя... Сы-эр… Мама так любит тебя.
— Я знаю, — захлебываясь слезами, ответил Наньгун Сы, — я все знаю, мама, я уже давно все понял.
Вдруг земля опять начала трястись. Жун Янь вздрогнула и, широко распахнув глаза, пробормотала:
— Договор на крови с Ван Ли вот-вот будет разорван…
— Что?
— Договор на крови с Ван Ли вот-вот будет разорван! Здесь я каждый день видела все своими глазами! — Жун Янь вдруг напряглась. — Сы-эр, я не позволю, чтобы ты пострадал! Я собираюсь остановить его... Я остановлю Наньгун Сюя…
Наньгун Сы вытер слезы и сам обнял ее:
— Мама, что ты видела? Как можно разорвать договор на крови?
— Слушай, — Жун Янь замерла, зрачки ее сузились до размеров игольного ушка. Какое-то время казалось, что она все-таки попала под контроль чужой воли, но, сцепив зубы, женщине все же удалось силой своего разума заблокировать управляющий ее телом камень Вэйци Чжэньлун. — Слушай, Наньгун Сюй собрал пять божественных орудий и напоил их кровью тысяч людей. Теперь, объединив их, он может перерубить связь между злым духом дракона и родом Наньгун.
— Перерубить связь?!
— Верно, и первой была обрублена связь с жилами дракона.
— Вот как те трупы снаружи смогли выбраться из-под земли! — в ужасе воскликнул Наньгун Сы. — Выходит, это из-за того, что жилы дракона больше не контролируются договором на крови?
— Совершенно верно, — хрипло ответила Жун Янь. — Следующей стала чешуя дракона.
Наньгун Сы тут же вспомнил о напавших на них змеях. Должно быть, это и есть преобразованная чешуя дракона.
— Третье — хвост дракона.
Побледнев, Наньгун Сы спросил:
— Тогда тот толчок, который только что был — свидетельство перерезанной связи с хвостом дракона?!
— Да. Потом последует голова и в самом конце — тело дракона, — ответила Жун Янь. — Если Наньгун Сюй сможет успешно использовать для этого пять божественных оружий, вся гора Цзяо выйдет из-под контроля... и больше… больше не будет считать Великого Первого главу своим хозяином…
Ее лицо вновь исказила гримаса страдания, и какое-то время она не могла больше ничего сказать. Похоже, Сюй Шуанлинь почувствовал, что она делает, и теперь отчаянно пытался взять под контроль ее тело.
Вцепившись бледными тонкими пальцами в свою высокую прическу, Жун Янь
