— Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду, сеньорита.
С замиранием сердца Рейчел спросила:
— Почему вы... никогда не просили меня... быть с вами до той ночи, когда я сама пришла — без приглашения?
Он не отвечал, глядя на нее так, будто не мог поверить тому, что видел и слышал.
— Странно, что такой человек, как вы — а вы требуете от всех полной, абсолютной правды, — испытывает трудность, когда надо быть откровенным с самим собой. Я вам помогу.
Угрожающий огонек в его глазах предупреждал: «Будь осторожнее!» Но она храбро продолжала:
— Признайтесь: вы были одиноки, разбиты, тосковали по жене. По ночам чувства обострялись. А тут я — удобная замена на несколько часов... или, возможно, на то время, пока я под вашей крышей. Нет! — Она предостерегающе подняла руку, когда он попытался приблизиться. — Не сомневаюсь, многие женщины были бы вне себя от радости добиться и этого. Считали бы себя счастливицами. Но я... не как многие. — Голос ее обломился. — Мне нужно большее — все! Я хочу это навсегда! — выкрикнула она с бешено бьющимся сердцем.
— Рейчел!.. — прошептал он потрясенно.
— Пожалуйста, разрешите мне договорить. Никогда не знала я, что значит по-настоящему желать мужчину, во всех смыслах, пока не встретила... тебя. — Она впервые сказала ему «ты». — Ты не поверишь, какие фантазии у меня возникали. Даже... что ты кидаешь меня на холодный мраморный пол и терзаешь мое хрупкое бедное тело, — помнишь, как ты выразился? Правда и то, что я мечтала об этом задолго до того, как эти слова слетели с твоих губ. — Она помолчала. — Если это же самое почувствовала Кармен, когда увидела моего брата, я понимаю, почему она не повиновалась даже тебе, отстаивая свою любовь.
Он пробормотал что-то, но она не уловила, увлеченная своими переживаниями.
— Правда и то, что для меня никто не может сравниться с тобой, Винсент. Но я не вынесу и самой мысли, что стану утешением на одну ночь, а потом ты меня забудешь. Это убило бы меня. Вот почему я убежала. — Она подняла на него глаза — они излучали свет, словно исходящий из глубины ее любви. — Как я ревновала, завидовала, когда ты проявлял любовь к Луизе. То есть... понимаешь... ты целуешь ее шейку, шепчешь ласковые слова, прижимаешь к сердцу... А Кармен... У нее было право обнимать тебя в любое время дня и ночи, говорить, как она любит тебя... Она считает тебя лучшим человеком на свете. И я... я тоже. — Ее голос затрепетал. — Все тебя обожают, боготворят. Но никто, никогда не будет любить так, как я! Никто! — Ее страстное признание эхом отозвалось в воздухе. — Я люблю тебя... до боли, Винсент! — Она и испытывала боль.
— Поговорим о боли, сеньорита? — с той же страстью подхватил он, дрожа всем телом. — Поговорим о тех временах, когда вы объявили, что ненавидите меня, что я — пережиток средневековья и вы так разочарованы, что это я, а не ваш брат, следовал за вами из Кармоны? — Он вдруг оторвал ее от пола и прижал к сердцу. Она уткнулась лицом ему в шею, а он сжимал ее в объятиях. — Продолжим — перечислим все подколки, слетевшие с вашего острого язычка? Все оскорбления — они убивали меня!
Рейчел чувствовала, как трепещет его сильное тело, и не могла поверить, что это сеньор де Рьяно, ее любимый Винсент обнимает ее так, как будто его жизнь от нее зависит.
— Никогда я не встречал женщины, которой не нужно от меня ничего. — Его голос звучал глухо. — Чудо, что я не удушил тебя голыми руками, когда поймал на несущейся стремглав Паките. А ведь ты... ты предпочла такую смерть смерти в моих объятиях...
Рейчел устроилась поближе.
— Теперь ты знаешь и другую сторону, — прошептала она ему в шею, сходя с ума от возможности не скрываясь любить его.
— Но ты отвергла любовь с первого взгляда, когда убежала от меня. Ты летела в испуге, не касаясь земли. iDios!
— А ты... ты до сих пор не сказал мне того, что я до смерти хочу слышать, сеньор.
— Ты имеешь в виду слово «любовь»? Да, «любовь» — очень сильное слово. Вы, американцы, привыкли обозначать им любое чувство, которое испытываете, — будь то увлечение... баскетболом или яблочным пирогом. Мы же, испанцы, более разборчивы. Мы приберегаем это огромное слово до того момента, когда встретим свою истинную подругу — половину своего «я». Для многих несчастных этот момент не приходит никогда — ни разу за всю жизнь. Потрясенная этим новым открытием в его психологическом подходе к любви, она обвила руками его талию, пытаясь заглушить пронзившую ее боль.
— Так Эрнандо был прав...
— Эрнандо? — Он оторвал голову от ее волос и заставил посмотреть на себя. — А он здесь при чем?
Рейчел спрятала от него лицо.
— Ответь мне!
— Он сказал, что ты похоронил сердце вместе с Леонорой. Но Кармен...
— Выслушай меня, дорогая, — торжественно прервал он. — И не станем больше к этому возвращаться. Итак... Я по-своему ухаживал за Леонорой. Наши семьи были очень близки, и свадьба была делом решенным задолго до того, как она и я подумали, что дружба переросла в нечто большее — что мы можем жить вместе и быть семьей.
Не выдержав, Рейчел выпалила:
— Значит ли это, что ты никогда не любил по-настоящему?
— Нет. Я так не говорю.
— Так, стало быть... была еще женщина?.. — Голос ее дрогнул.
— Да, глупышка. Я сейчас держу ее в объятиях. Клянусь: то, что скажу сейчас тебе, я никогда не говорил ни одной женщине. Скажу тебе на твоем языке. А всю оставшуюся жизнь буду повторять на своем. Я люблю тебя, Рейчел Эллис, всю — от глубины твоего доброго сердца до чистоты твоей бессмертной души. Я полюбил тебя с первого момента, как ты явилась передо мной. Как увидел твои волшебные глаза — они становились еще темнее, еще фиолетовее из-за твоей тоски по брату. В прядях твоих волос я видел отблески полуденного солнца. — Казалось, он произносит клятву. — Я так хотел почувствовать твое прекрасное тело, что чуть ли не желал: пусть будет обморок, чтобы я смог взять тебя на руки и осуществить мечту моего сердца.
— А я... я так жаждала очутиться в твоих объятиях! — пролепетала Рейчел, когда его рот уже искал ее, и со стоном отдалась своей страсти, которую не надо было уже сдерживать.
Винсент де Рьяно, гордый властитель ее дум, тайный предмет ее интимных фантазий, любит ее с такой силой, которой в нем она не подозревала. Когда он позволил ей сделать вздох, она шепнула:
— Увидев, как ты баюкаешь Луизу у себя на груди, я так захотела... почувствовать внутри себя твоего ребенка. — И запечатлела на его губах поцелуй. Сердце ее было так переполнено любовью, что она боялась и готова была умереть от нее. — Я мечтала подарить тебе сына или дочь, и чтобы они знали твою любовь и опеку. Я хочу быть тебе женой... иметь право ласкать тебя, целовать когда захочу. Никогда ты не узнаешь, как я страдала, боялась, что ты не сможешь полюбить меня!
— Ты так говоришь?! Так слушай: когда ты пришла сюда, я собирался лететь за тобой в Нью-Йорк — умолять стать моей женой. Если б ты не согласилась, я похитил бы тебя. Я пошел бы на это, клянусь!
