Он закрыл руками лицо, и я не знаю, сколько времени мы просидели молча. За окнами принялся накрапывать дождик, капли шуршали по подоконнику, и я мечтала только о том, чтобы поскорее оказаться в постели. Что Шарль расскажет мне, о чем спросит или не спросит, для меня уже не имело абсолютно никакого значения. Глаза слипались. Опуская тяжелые веки, я решила, что можно слушать и с закрытыми глазами. Надо бы смыть размазанную косметику, Шарлю ведь неприятно будет разговаривать с такой неряхой...
Диван закачался, мягкая волна укрыла меня с головой. Очень хорошо, подумала я, заодно и умоюсь, это все рекламные выдумки про водостойкую косметику.
Конечно, выдумки, сказала большая толстая рыба. У нее был голос Клары.
– Это ты, Клара? – спросила я.
– Кто ж еще? – удивилась рыба-Клара.
– Как ты пополнела! – сказала я.
– Вот и хорошо, – сказала она. – Держись за шею, я отнесу тебя в спальню.
– Разве у рыб бывает шея? – засомневалась я, но в том, что держусь именно за шею и рыба несет меня куда-то на сильных руках, никаких сомнений не существовало.
В спальне было все точно так же, как в моей, и пахло точно так же, а вовсе никакой не рыбой.
– Спасибо тебе, Клара, – прошептала я и почувствовала, что рыба-Клара ложится рядом.
Я была ей очень благодарна и моментально уснула на ее плече, успев еще раз удивиться наличию шеи, рук и плеч у рыбы...
Глава 26, в которой я проснулась
В моей спальне темновато, за окнами – еще темнее. Я перевернулась на другой бок, чтобы посмотреть на будильник.
В кресле возле постели сидел Шарль. Я потерла глаза. Он улыбнулся.
– Привет. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Который час?
– Шесть вечера.
– Вечера? А почему так темно?
– Шторм. Говорят, до восьми баллов. И льет весь день, с грозовыми эффектами! – Он опять улыбнулся. – Это сейчас немножко поутихло. А ты спишь и спишь. Неужели ничего не слышала?
– Ничего. – Я села на кровати. – Сколько же я проспала?
– Часов двенадцать. Если честно, я даже перепугался. А будить боюсь. Позвонил маме. Она говорит, ничего, пусть спит. Есть хочешь?
– Хочу. А где твой щенок?
– Пришлось вызвать Мари. Дал ей ключи, она забрала его к себе. Я боялся выходить, пока ты не проснешься. И вообще, вдруг у тебя аллергия на шерсть?
– Значит, Мари была здесь?
– Была, но она не заходила. Вставай. Тебе нужно умыться.
– Я выгляжу ужасно?
– Не говори ерунды, ты самая красивая! Просто умойся.
– А что Симон? Его допустили к полету?
– Какие полеты, Вив! Симон – везунчик. Все рейсы отменили до приличной погоды. Вставай, вставай. Мари привезла нам кучу еды. Торт и курицу! Я ее попросил купить для тебя в том кафе курицу-гриль.
Ну зачем он напомнил про курицу? При моем организме, оказывается, нельзя даже произносить это слово! Я вихрем слетела с кровати и укрылась в ванной.
Если это действительно токсикоз, то может продолжаться неизвестно сколько времени, как же я выдержу? – думала я, расправляясь с гнусной «влагостойкой» косметикой. Причем жидкость для снятия макияжа, раньше совершенно лишенная запаха, теперь воняла рыбой, и меня вывернуло еще три раза. Итак, курица отменяется, рыба тоже отменяется! Но я же вчера ела рыбу, и рыба-Клара уложила меня в постель...
Кошмар! Я бессильно опустилась на край ванны. Какая еще рыба-Клара? Это ведь наверняка Шарль отнес меня в спальню. Он ведь хотел рассказать мне что-то важное, а я нагло уснула. И это наверняка было что-то исключительно важное, ведь Шарль не из тех, кто станет понапрасну устраивать коленопреклоненные сцены... Но почему он умолял меня простить его? Это же я виновата с головы до ног! Хотя скорее всего он ничего не знает про мои непристойные похождения, да и цирковое суаре, судя по погоде, отменяется... А все-таки как мне вести себя? Допустим, я дала Кларе слово молчать, но ведь ночью-то меня не было дома и уж это никак от Шарля не скроешь! Почему же он не спрашивает, где я была? В чем он виноват в конце-то концов? Это я виновата!
Ладно. Хватит. Ты пошла по второму кругу, Вив, сказала я себе и, когда спустилась вниз, просто спросила:
– Шарль, что ты хотел рассказать мне ночью?
Он занервничал и сунул в мойку какой-то огромный клубок газет. Шарль всегда выглядит очень нелепо на кухне. Когда мы познакомились, я не была уверена, что он умеет пользоваться хотя бы плитой.
– Может быть, Вив, ты сначала поешь? Я сделал кофе. Вот круассаны, сыр, мед, торт, ростбиф, и вот... – Он принялся разворачивать эти самые газеты в раковине. – Курица! Ее можно подогреть, если она уже остыла, но Мари так укутала...
– Пожалуйста, не трогай курицу! Мне от одного слова дурно! – взмолилась я. – Дай мне просто кофе. Если не хочешь рассказывать, то не нужно. – Я села за кухонный стол и подвинула к себе тарелку с кусками торта. – Если нетрудно, дай мне чайную ложку.
Он протянул мне ложку и сказал:
– Я подлец, Вив. Просто подлец.
Причем сказал совершенно спокойно и глядя мне прямо в глаза. Я закашлялась – перехватило горло.
– Ой, прости, Вив! Я не должен был так сразу! Что тебе дать? Воды? Кофе? – Он испуганно засуетился вокруг меня.
– Кофе, – сказала я. – И сядь, а то от твоей беготни у меня рябит в глазах!
Шарль послушно налил мне кофе и уселся на стул.
– Ты уверена, что тебе можно кофе? – робко спросил он.
– Не знаю! – отрезала я и сделала большой глоток. – Кстати, Шарль, отличный кофе. – На самом же деле никакого вкуса я не почувствовала, потому что меня трясло, но ощущать во рту горячую жидкость было действительно приятно. – Рассказывай!
– Вообще-то все это я должен был рассказать тебе до того, как делать предложение. Я ведь понимаю, почему ты больше не хочешь носить мое кольцо.
Я уже открыла рот – возразить, но он замахал руками.
– Пожалуйста, не говори ничего! Я знаю, что виноват! Знаю! Но ты, пожалуйста, пока просто слушай.
Я кивнула и стала пить кофе. Мне было безумно жалко Шарля, не знаю почему. Наверное, просто я никогда, если не считать прошлой ночи, не видела его в таком лихорадочном состоянии. Только вот виноватым он не может быть никак...
– Понимаешь, Вив, я долго думал, как расскажу тебе все, как сделаю предложение. Но все пошло наперекосяк! Этот несчастный кот, этот ветеринар! Моя идиотская ревность! Ты просто не можешь представить себе, что я пережил в ту ночь! Как мне было стыдно: как я мог ревновать тебя? Тебя! Ты же ангел! Другой такой чистой девушки на свете нет! А я посмел приревновать тебя к какому-то коту! То есть к его хозяину... Боже!
