Книга Профессорская дочка - Юлия Николаевна Николаева

Я стою, ошарашено глядя на мужчину. В голове целый вихрь мыслей, но я в таком изумлении, что не могу сказать ни слова. Он считает, что я, что я… Он видел меня с отцом… Тогда возле дома, значит, мне не показалась его машина? Что он там делал? Какая разница теперь, он видел меня с отцом и сделал вывод, что я… его любовница. Что я не только легкомысленная особа, но и расчетливая к тому же. Сплю с мужчинами, если считаю, что они могут мне пригодиться… Считает, я лживая вертихвостка без принципов.

Внезапно злость взрывается во мне, заполняя все свободное пространство. А он у нас, значит, весь такой принципиальный, воротит от меня нос, валит на парах, высказывает вот…

Значит, так, да? Я беспринципная? Я поднимаю глаза на мужчину, смотрю прямо, уверенно. И берусь за пуговицу на блузке. Гордеев щурится, чуть поведя головой. Я быстро расстегиваю пуговицы и распахиваю полы. Под блузкой простой хлопковый бюстгальтер, но судя по тому, как Гордеев выпрямился и скользит по моему телу взглядом – его все устраивает.

– Что вы делаете, Завьялова? – спрашивает он неожиданно низким голосом. Я подхожу к нему и, положив руки на плечи, склоняюсь к его лицу.

– Оценку зарабатываю. Вы же это имели в виду?

Мужчина не успевает ответить, потому что в следующее мгновение я сажусь к нему на колени, и он тяжело выдыхает, прикрыв глаза.

– Завьялова, – цедит, снова посмотрев на меня, – вы вообще понимаете, что творите?

Я наклоняюсь к его уху и шепчу:

– Да, – а потом прикусываю за мочку, он дёргается, резко сжимая мои бедра. Я в чулках – мелькает мысль в голове и тут же исчезает.

Я не знаю, что со мной творится, никогда не была смелой, развязной, в те считанные разы, что мы с Димой занимались сексом, я была скована, и ни о каком удовольствии речи не шло. А с Гордеевым… С ним все иначе. С ним желание возникает, кажется, от одного взгляда, которым он меня окидывает. И это желание вперемешку со злостью и обидой сейчас играет внутри меня гремучим коктейлем, пробуждая стороны, о которых я и сама не знала.

Я жду, что каждую секунду мужчина встанет, оттолкнёт меня, ещё как-нибудь оскорбит и выставит прочь. Но он не делает этого, только тяжело дышит мне в шею, а руки заползают под мою юбку и оказываются на границе чулок и кожи. Это сводит с ума, как медленная пытка удовольствием. Я тяжело дышу, теряясь в пространстве, а потом Гордеев шепчет:

– Что же ты делаешь со мной, а?

Звучит почти обреченно, ответить я не успеваю, потому что мужчина резко встаёт, держа меня на руках, и усаживает на стол. А потом его губы накрывают мои, руки давят на поясницу, заставляя прижиматься плотнее – тело к телу. Он целует меня напористо, жадно, словно дорвавшись до добычи, его руки снова оказываются под моей юбкой. А я… Я отвечаю, обхватив его за сильные плечи, жмусь, тяжело дыша сквозь поцелуй. Схожу с ума от происходящего. Словно хотела этого целую вечность, и теперь это происходит.

Гордеев вдруг отстраняется, делает шаг назад, не сводя взгляда, а я теряюсь. Страх мгновенно ухает в животе: вот сейчас все кончится. Но мужчина только достаёт из кармана пиджака презерватив. Кидает его на стол рядом со мной, словно подводя черту, говоря: обратной дороги уже не будет. А я и не хочу. Я уже давно за этой чертой. И все, чего я хочу – чтобы происходящее продолжалось.

Гордеев стоит так, что я едва касаюсь его ног коленями, смотрит на меня, тяжело дыша, и расстёгивает ремень на джинсах. Я облизываю губы, гуляя взглядом по его телу, возвращаюсь к лицу. Желание струится внутри, срывая последние тормоза, я тяну вперёд руку и, ухватив рубашку, дергаю мужчину на себя. Гордеев целует меня, подтягивая к себе, задирая мою юбку. А ещё через мгновение все перестаёт иметь значение, потому что не остаётся ничего, кроме нас, моих стонов, которые мужчина пытается погасить своими поцелуями, тяжелого дыхания и скрипа старого стола в пустой аудитории.

И все происходящее настолько прекрасно, насколько казалось нереальным ещё час назад.

Только вот и оно заканчивается.

И вот мужчина стоит, обнимая меня, уткнувшись носом мне в плечо, пока я держусь за него просто, чтобы не упасть. Тело отказывается слушаться, ноги дрожат. Он словно чувствует это, какое-то время мы так и стоим. Наконец, Гордеев осторожно отстраняется, отвернувшись, приводит себя в порядок. Я одергиваю юбку и начинаю застёгивать блузку непослушными пальцами.

Гордеев стоит, опираясь руками на доску, опускает голову. Это даёт мне возможность одеться и спрыгнуть со стола. Быстро прохожу к своим вещам, взяв рюкзак и ветровку, оборачиваюсь. Роман Андреевич смотрит на меня. Беру ключ и, открыв дверь, говорю:

– Ну что, заработала на пятерку?

Ловлю злой взгляд, у меня, наверное, такой же сейчас. Хлопнув дверью, бегом припускаю к лестнице. Сейчас идёт пара, так что коридоры пусты, я бегу, слыша эхо своих шагов. Бегу на улицу, и дальше, дальше, дворами. В какой-то момент сил не хватает, я останавливаюсь, упираясь лбом в шершавую стену дома, тяжело дышу, чувствуя на языке вкус крови. В груди колет, стоит закрыть глаза, как перед глазами встаёт картина только что случившегося. Кручу головой, царапая лоб о стену, но даже не чувствую этого. Резко втянув воздух носом, бегу дальше.

Ни о какой работе сегодня уже речь не идёт, держу дорогу в сторону дома, и только в комнате падаю на кровать, раскинув руки в стороны и тяжело дыша, жмурюсь до красных точек. Боже мой, это было на самом деле! Я переспала с Гордеевым, со своим преподавателям! Прямо на столе в институтской аудитории.