Книга Третий вариант - Чингиз Абдуллаев

Еще вчера вечером, когда мы разбирались с картами, язаметил, как она смотрит на мой протез. Ох как я не люблю, когда на меня таксмотрят. Уважительно, словно я герой, и сострадательно, как будто инвалид.Какой я, к черту, герой, если даже не понял, что тогда со мной случилось.Просто снаряд попал не туда, куда нужно. Попади он чуть выше, и мне оторвало быголову. А что касается моей инвалидности, то особенно жалеть меня не стоит. Ясо своей одной правой стою нескольких здоровых мужиков. Недавно в США одногодаже выдвинули кандидатом в президенты, несмотря на то, что у него парализованаправая рука. Не левая, как у меня, а правая, и не кисть, а целая рука. Если онможет быть президентом США, то почему я должен быть инвалидом?

Это, кстати, вопрос и ко всем моим корешам по афганской, даи по чеченской войне. Если ты инвалид, не сиди и не хныкай. Займись чем-нибудь,найди себе дело по душе, докажи, что ты еще все можешь. А если вообще ничего неумеешь делать, то возьми винтовку и иди убивать, как я. Тоже дело, за котороенеплохо платят. Только не сиди дома и не жалуйся.

С самого раннего утра мы отправляемся в Люцерн на поезде.Двое наших провожатых со своими рыбьими лицами входят в вагон и садятся в концеего, словно не знают ни меня, ни мою спутницу.

Места здесь очень красивые. Конечно, не такие, как в Сибири,но красивые. А когда мы оказываемся в Люцерне, я вообще поражаюсь. Как будто вкукольный город попали. Будто Буратино нас сюда привел. Помните сказку про папуКарло и Буратино? Я только недавно узнал, что на самом деле это сказка проПиноккио и папу Карло. Ну не важно, как называть деревянного человечка.Главное, что Буратино привел всех в мечту, а Пиноккио пошел учиться. Может, вэтом состоит глубинное отличие русского человека от западного?

В их сказке все кончается тем, что Пиноккио идет учиться ирадует папу Карло своими успехами. В Европе знают, что главные слагаемые успеха— это учеба и труд, учеба и труд, учеба и труд. А у нас все еще верят в мечту,в золотой ключик, которым можно открыть дверь и без труда получить все. Мыпо-прежнему верим в сказку, считая, что все можно получить сразу, без усилий.

Люцерн не просто красивый город. Это как раз тот город,который лежит на полпути между Цюрихом, находящимся на северо-востоке страны, икрупными городами, находящимися на юго-западе. А ведь очень богатый человек,каким, безусловно, был Рашид Касимов, не поедет в обычную деревню или поселок.Ему нужен роскошный отель, факс, телефоны. Словом, современный город синфраструктурой. Как раз такой, как Люцерн.

Я объясняю Надежде задачу, даю ей фотографию и отправляю еев город. А сам иду в ресторан, и эти двое придурков почти полдня тоже сидят сомной в ресторане, ожидая, когда я наконец начну искать исчезнувшего коммерсанта.А я после ресторана гуляю по парку, делая вид, что не замечаю зверскихвыражений на лицах моих провожатых.

Надежда объявляется только в третьем часу. Уставшая, носчастливая. Уже по ее глазам понимаю: наша поездка сюда увенчалась успехом. Онабыстро учится делу: на этот раз не кричит, ничем не выдает себя, словно нарочнохочет меня немного подразнить. И только когда она быстро поглощает салаты игорячую еду, я первым не выдерживаю.

— Почему молчите о деле? — спрашиваю сердито. — Перестаньтеесть и скажите, наконец, обнаружили здесь его присутствие?

— Угу, — кивает она, набивая рот. В этот момент она похожана большого ребенка.

— Где? — требую я, оглядываясь на наших контролеров. Ихдевушка явно не интересует. Им интересен только я. Дуракам и в голову не можетприйти, что самую важную часть операции я доверил переводчице.

— В «Гранд-отеле» его узнал портье, — заговорщицки шепчетона. — Он подтвердил, что этот коммерсант останавливался здесь шесть месяцевназад. Мы посмотрели по документам. Его фамилия Мирзоян.

— Нет, — возражаю я, — его фамилия Касимов, вы что-топутаете.

— Ничего я не путаю, — обиженно говорит Надежда, — менеджерего сразу узнал. Маленький, лысый, подвижный, с тонкой щеткой усов, с родинкойна голове. Он сразу открыл свою книгу и назвал фамилию гостя.

— Значит, вы нашли не того, — разочарованно говорю я, — унего совсем другая фамилия.

— Да это он, — возмущается она, даже забыв про еду. — Каквам не стыдно? Я весь город обегала, а вы мне не верите.

— Стыд, — терпеливо объясняю, — понятие нравственное. А мненужны конкретные факты и доказательства.

— Ну тогда идите сами в отель и проверяйте, — предлагает онаи снова принимается за еду.

— Сначала мне нужно избавиться от наших друзей, — явыразительно показываю на сидящих в зале провожатых.

— Нет ничего легче, — говорит она. — Спускайтесь в женскийтуалет и убегайте оттуда. Там открывается окно. Им в голову не придет, что выубежали через женский туалет.

— Честно говоря, мне тоже, — признаюсь я, слегка ошарашенныйтаким предложением.

— Слушайте, — она смотрит на меня с отвращением, — неразыгрывайте из себя идиота. Вам говорят — идите, значит, идите. И не спорьтесо мной. Я уже проверяла, окно там открыто, даже вы сможете перелезть.

Я смотрю на нее, и до этой наглой дуры постепенно доходит,что именно она сказала.

— Извините меня, — спохватывается переводчица, — я не хотелавас обидеть.

— А вы меня не обидели, — парирую я, — просто вы точноопределили мое нынешнее состояние… Ладно, попробую вам поверить. Но если менязастукают в женском туалете, то решат, что я извращенец. Я уже не говорю оженщинах, которые могут там быть в этот момент.

— Там кабина на одного человека, — деловито сообщает она ивдруг добавляет: — Я не думала, что вы такой боязливый. Вы казались мне храбрымчеловеком.

После этих слов мне остается только встать и выйти. Что я иделаю. В женском туалете действительно открыто окно, через которое я вылезаю наулицу. А потом спокойно отхожу на два квартала, ловлю такси и еду в«Гранд-отель». Нужно сказать, ничего более красивого я в своей жизни не видел.Когда я подъезжаю к отелю, солнце бьет в него лучами, и он становится каким-токрасновато-желтым, словно золотым. Полное название этой гостиницы —«Гранд-отель Националь». Отель небольшой, как я потом узнал, всего восемьдесятномеров. Зато портье знает всех в лицо. Когда я подхожу к нему, он вежливоздоровается. Только тут я вспоминаю, что совсем не знаю языка. Как же мнеобъясняться с этим типом? Приходится долго кричать «гел», «гел», имея в видудевушку, которая здесь была. Это одно из немногих слов, которое я запомнил ещесо школы. Потом мы долго изображаем двух глухонемых идиотов, пока наконец я непоказываю ему карточку Касимова. Он сразу кивает головой, открывает книгурегистраций и выписывает оттуда имя. Я не совсем кретин, чтобы не суметьпрочитать его. Фамилия была та самая, что мне назвала Надежда.