Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
Обратились к неизменному Овсею Захаровичу, узнали новое слово – сколиоз. Ксеничке, чуткой к словам, увиделся скользкий змей-полоз. Пока мамы не было в Полтаве, змей успел прогнуть позвоночник в двух местах, один бок у девочки был теперь заметно выше другого. Овсей Захарович прописал особенный корсет и посоветовал обратиться к специалистам. Корсет (опущенное плечо подпиралось твёрдой замшевой подушечкой, как у костылей) оказался, увы, бесполезным и даже вредным, так как натёр кожу до сильнейшего раздражения.
О том, что семья в очередной раз меняет квартиру, а потом все едут в Петербург за Лёлей, а после – в Швейцарию к дедушке, Ксеничка узнала едва ли не в последнюю минуту. А ведь то была великая новость! Лёле после тифа требовался длительный отдых в хорошем климате, но он был слаб и один ехать не мог, а Овсей Захарович порекомендовал ещё и папу свозить за границу для поправления его расшатанного здоровья. Дедушка Долматов написал, что в Лозанне есть ортопедический (ещё одно новое слово!) институт, где кривизну вылечивают, так что и Ксеничке будет польза.
Такой роскошный план и обрадовал, и озадачил Ксеничку. Слишком уж всё выглядело сказочным. Даже не верилось. Она несмело спросила у матери:
– А деньги где возьмём?
– Дедушка даёт, – ответила мама.
Ксеничка едва не воскликнула: как так, ведь они с папой в ссоре! Но прикусила язык. Опыт научил её, что не всегда следует входить в подробности.
Начались суета, сборы.
Наконец отправились в путь. Поезд шёл глубокой ночью, пришлось долго ждать на вокзале. Отец после беспокойной зимы был очень слаб, говорил мало, казался ко всему равнодушным. Всем заправляла мама, и это было непривычно. Ксеничке очень хотелось спать. В зале первого класса было пусто, только два красномордых помещика сидели перед батареей бутылок и спорили пьяными голосами. Ксеничка их ненавидела. Из экономии решено было ехать в третьем классе. Мама наняла носильщика, дала ему хорошо на чай, и он повёл Лёвшиных по тёмным железнодорожным путям к ещё не поданному вагону. Там дали на чай кондуктору и заняли два нижних места. При всех пересадках использовался тот же метод.
Отец всю дорогу пытался приобрести прежний вид и авторитет. Вначале ему это плохо удавалось, он лёжа разглагольствовал, высказывал вслух свои мнения о пассажирах, вообще вёл себя так, что Ксеничке было неловко. К концу дороги посвежел, подбодрился, встал, смотрел вместе с дочерью в окно и делился впечатлениями. И опять, как бывало в прежние времена, Ксеничке стало с ним интересно и радостно, и тёплое чувство к нему вновь зашевелилось.
Уже немного пути оставалось, когда поезд остановился на разъезде, в лесу. Отец вдруг сказал:
– Смотри, Ксеня, вот осина.
С осиной, северным деревом, Ксеничка была знакома плохо, но приметы её знала. Поезд тронулся, девочка посмотрела, куда указывал отец, но увидела лишь кудрявую берёзу. И дёрнуло же её сказать те несчастные слова:
– Это не осина, а берёза!
Раньше Ксеничка никогда не осмелилась бы ему перечить, но тут, в поезде, поверила лишь своим глазам и ляпнула не подумав. Тут же выплыло «неуважение к отцу» – он поменялся в лице, отошёл от окна. Наступило тягостное молчание, в котором и доехали до Петербурга. Евгения, встретившая семью на вокзале, по деревянной физиономии сестры и постным лицам родителей сразу поняла, что произошла «история». Взяли извозчика, чтобы ехать на квартиру к Долматовым. Ясная погода, широкий Невский, чудесные клодтовские кони – всё теперь было неважно, радость от Петербурга погасла.
Анета с детьми гостила у деда в Швейцарии, Александр уехал за границу по служебным делам. Отец был мрачен, скрылся в долматовском кабинете; мама с расстроенным лицом требовала, чтобы Ксеничка шла просить прощения.
– Но ведь я в самом деле не видала осины!
– Это неважно! Как ты могла возражать папе?
– Раз я видала берёзу?
На солнце
Лозанна, август 2017 г.
Ксана глянула на часы: ого, полдевятого! В затылке мрачно постукивала усталость, уснула ведь только под утро, читала Ксеничкин дневник, тоже писанный в Лозанне. Скоро приедет Наташа с клиентами. Ксана вскочила с кровати и, чертыхаясь на всех языках, натянула джинсы и футболку. Чуть не запнулась о собственный чемодан, стоявший посреди прихожей.
О еде вспомнила, когда осталось несколько минут до встречи. Утренний приём пищи самый важный – Ксана могла не обедать и не ужинать, но всегда завтракала, и ей, как правило, хватало этого на целый день. Достала из чемодана пакетик с сушками «Малютка», вытащила из кармана ветровки мандарин. Потом сообразила, что прихватила с собой булочку и сливочное масло, которыми, помимо прочего, потчевали в «Аэрофлоте». Масло растаяло с боков и стало ещё вкуснее. А воду в Швейцарии можно пить из-под крана. Конечно, кофе бы не помешал, но, будем надеяться, в клинике стоят автоматы. В клиниках всегда автоматы.
Ксана поспешно жевала булочку с маслом, рассматривая картину на стене. Ночью это был чёрный квадрат в раме, утром он обратился белыми розами, старательно выписанными доморощенным живописцем. Такие розы, помнится, любила Тараканова – на свадьбе в «Старой крепости» каждый стол был украшен букетом белых роз, а салфетки на тарелках сложены высокими треугольниками, напоминавшими паруса. Ира, хоть и была беременна, напилась ещё до того, как подали горячее, и поминутно выбегала в холл звонить из телефона-автомата. Принялась зачем-то ощипывать розы, сосредоточенно обрывая лепестки и выкладывая из них на скатерти одной ей понятный орнамент, а потом, сдвинув тарелки, положила голову на руки и лежала на столе, как мёртвая.
Ксана выпила воды из-под крана – было вкусно, как в детстве. Когда спустилась вниз, её уже поджидала знакомая машинка – за рулём Наташа, на заднем сиденье клиенты. Румяный мальчик лет пятнадцати и его мама с горестными заломами у рта. На плече поблёскивает антиникотиновый пластырь. Ксана будто в зеркале себя увидела. Наташа искала выезд на трассу и одновременно знакомила Ксану с клиентами.
– Это у нас Боря, а это его мама, Лидия Александровна.
– Да можно просто Лида.
– А меня тогда зовите Ксения.
Боря смотрел в окно, на Леман и Альпы. Горы напоминали высокую волну, уже поднявшуюся стеной и готовую обрушиться на озеро.
– Красиво, правда? – спросила Лида у сына. Говорила она с ним заискивающе, точно как мама с Андрюшей в трудные дни.
– Нормально, – ответил он.
– Первый раз в Швейцарии? – поинтересовалась Ксана.
– Первый. И, надеюсь, последний. Ну то есть хотелось бы при других обстоятельствах, вы понимаете…
Ксана очень хорошо понимала Лиду. Именно потому, что она очень хорошо понимала таких Лид, у неё и было столько работы: в реестре она была самой востребованной. Наниматели терпеливо ждали, когда именно эта переводчица возьмёт заказ. Романдия, Бельгия, Франция – она моталась из одной клиники в другую, из Парижа в Дижон, из Брюсселя в Женеву, из Ниццы в Эвиан, из Клермон-Феррана в Лозанну. Если попытаться начертить на карте её обычный трёхмесячный маршрут, получится каляка-маляка расстроенного малыша. По утрам, просыпаясь, спрашивала себя, где находится, – ещё до того, как скороговоркой помолиться и вспомнить обо всём, что хочешь забыть. Иногда стены гостиничного номера или нанятой комнаты о чём-то говорили, иногда только сильнее запутывали: в парижском отеле висел постер с женевским фонтаном, в Женеве прямо напротив кровати прилепили карту Брюсселя. Мир, который был в детстве огромным и непостижимым, давно принял размеры гимнастического мяча, который никак не давался маленькой Ксане Лесовой, отчисленной из секции художественной гимнастики при свердловском областном Доме спорта. «Девочка способная и ест мало – это хорошо. Но ленивая. Не будет толку», – сказала, как припечатала, тренерша с башкирской фамилией. Ксана и вправду не стремилась к спортивным успехам – прыгала на пыльных матах с такими же лентяйками, пока другие усердные девочки доставали ногами до головы и делали кувырок назад.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
