Семья, это не страх…
— Нина…
— Это не угрозы.
— Черт возьми, Нина…
Я подхожу прямо к нему. Протягивая руку я кладу ладонь ему на щеку. Его трясет, плечи поднимаются и опускаются.
— Семья берет тебя и спасает. Семья оттянет тебя от края пропасти, — задыхаюсь я, мой голос срывается. — Она не толкает тебя за борт.
— Нина…
— Я прямо здесь.”
Он врезается в меня, его огромные руки обхватывают меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание. Но я хватаю его обратно. Я обнимаю его, а он утыкается лицом мне в шею и рычит, словно лев.
Мы стоим так, просто держась друг за друга, я даже не знаю, как долго. Но это не имеет значения.
Как я уже сказала, я участвовал в этой битве. Я боролась с этим каждый день с тех пор, как Виктор вытащил меня из ада и привел к жизни, о которой я даже не позволяла себе мечтать. Никто и никогда не забирал Костю из его собственного ада. Но я могу.
Когда он отстраняется, его взгляд становится жестким. И в них есть потребность, когда он притягивает меня к своей груди. Его рот опускается к моему, и я стону, когда наши губы соприкасаются. Сначала это просто поцелуй. Но с другой стороны, это гораздо больше.
Его хватка на мне усиливается. Его поцелуй становится глубже, голоднее. Боль во мне превращается в желание, сломанные части меня тают от жара, пульсирующего в моей сердцевине. Я чувствую, как он становится твердым и толстым рядом со мной. Его огромный член набухает между моих бедер, и я хнычу, когда тянусь к нему.
— Нина, — стонет он.
— Я твоя.
Он рычит мне в губы, и я хнычу, когда он внезапно поднимает меня к себе. Он разворачивает нас, прижимаясь спиной к стене, и я жадно целую его губы. Его руки сжимают мою задницу, а мои ноги обвиваются вокруг его талии.
Я чувствую, как его толстая головка скользит в мое отверстие. С рычанием он толкается внутрь, что меня перехватывает дыхание. Мой стон, тает на его губах. Мои руки обвивают его шею, а пальцы зарываются в его волосы.
Костя ревет и толкается в меня. Когда вся его длина погружается по самую рукоять в мой жар, я не могу удержаться и вскрикиваю. Он отстраняется, но затем снова врезается в меня, как будто вколачивает меня в стену. Мои ногти жадно впиваются в него. Мои соски царапают его грудь. И я целую его отчаянно и глубоко.
Он стонет мое имя мне в рот, когда жестко трахает меня, входя в меня снова и снова. И я кричу ему в губы, сильно кончая, но он продолжает. Его пальцы впиваются в мою кожу. Его тяжелые яйца шлепают меня по заднице, а он врезается в меня, как демон.
Я кончаю снова и снова. Вскоре я теряю счет времени, пока его рот не соприкасается с моим. Со стоном он, зарывается по самые яйца. Я хнычу и следую за ним в оргазме, чувствуя, как он взрывается внутри меня. Его горячая сперма проливается глубоко, заполняя меня, когда я сжимаюсь вокруг него, крепко прижимаюсь к нему.
Его горячие губы прижимаются к моим. Они остаются там, пока он обнимает меня и осторожно относит на кровать. Мы ложимся поперек нее, и он так и не выходит из меня. А его губы никогда не покидают моих.
Глава 16
Костя
Сибирь, четыре года назад:
Я просыпаюсь от звука дубинки, стучащей по металлическим прутьям моей камеры. Я приоткрываю глаза, видя в основном темноту, за исключением единственной голой лампочки в коридоре.
— Vstavay ublyudok! — Просыпайся, ублюдок.
Некоторые люди здесь пытаются выучить имена охранников, чтобы повлиять на них, подружиться с ними. Чтобы передать информацию за пределы стен, и получить рычаги влияния внутри. Для меня они все одинаковы. И все они видят для меня так, как же как все остальные в этом месте.
Если мы в аду, то я-дьявол.
В основном это из-за моего размера. У меня по меньшей мере на пятьдесят фунтов мышц, больше чем у большинства здешних мужчин. Даже больше. На какое-то время это сделало меня мишенью. Это все еще так, но только для действительно сумасшедших или тех, кто одержимвых желанием доказать что-то черт знает кому.
Охранник возле моей камеры с ухмылкой снова барабанит по решетке. — Vstavay! — Он снова кричит на меня. Просыпайся.
И снова мои разбитые и опухшие глаза приоткрываются, чтобы посмотреть на него. Может быть, сейчас утро, а может быть, и нет. После последнего боя я уже неделю нахожусь в одиночке. Их было шестеро, и я до сих пор понятия не имею, в чем была их проблема со мной. Мне так же все равно. Какой бы ни была эта проблема, ее больше нет. Не сейчас, когда все шестеро мертвы.
Неделя-это ничто. После трех вы начинаете чувствовать, как безумие царапает вас изнутри. Через месяц ты начинаешь разговаривать с тенями. через два месяца ты становишься одной из этих теней.
Я уже проходил это четыре месяца назад. Это не то, что я хотел бы повторить. Я знаю, что я здесь на всю жизнь. И я знаю, что решетка и постоянный шепот опасности и нападения, не очень приятная жизнь. Но это лучше, чем безумие.
— Vremya idti, — огрызается охранник. ”Пора уходить, ублюдок.
Он насвистывает в темном коридоре. Я слышу топот сапог, а затем вижу семерых мужчин в полном боевом снаряжении, с масками, щитами, электрошоковыми дубинками и пистолетами на готове. Я сажусь на край каменного выступа без одеяла, который служит здесь кроватью. Ухмыляясь им.
— У нас что, вечеринка?
Раздается команда. Дверь распахивается, и внезапно они врываются внутрь. Я шиплю, когда все семеро нападают на меня одновременно. Они отбрасывают меня назад, дергая руки, чтобы сковать их наручниками за спиной. В меня вонзается электрошоковая дубинка, и я реву от боли. Еще один удар, потом еще, пока я не скорчусь на земле.
Они поднимают меня и сковывают лодыжки. Входит еще один охранник, толкающий тележку, такие используют водители доставки, чтобы возить коробки. Я знаю, как это делается, но они все равно толкают и ставят меня на нее. Когда я стою на колесах, меня приковывают к ней кандалами и затыкают рот кожаным удилом.
Они катят меня по коридору наружу. Я моргаю, ослепленный первым за неделю солнечным светом. Холодный воздух врезается в меня, сбивая дыхание в моих
