— Вызови полицию, — крикнула моя мама. — Вызови полицию, и пусть они убьют эту проклятую тварь!
Все поплыло у меня перед глазами. Ничего такого я не ожидала. В первый раз у них появилась возможность ускользнуть от меня, и они это сделали. Они не оставили мне ни одного шанса! Ну и что? Я не винила их, с чего бы это? Я же собака! На самом деле, даже не собака. Ни то, ни се. Бесполезная, глупая сучка, которая не умеет правильно говорить, не умеет правильно лаять, ничего не умеет делать правильно.
Что теперь? Полицейский участок, камера, собачий приют и потом смерть, если какие-нибудь добрые люди не возьмут меня к себе. Кого я обманываю? Кому нужна такая дурацкая собака? Я легла на пол, закрыла нос лапами и стала ждать смерти.
Однако моя жизнь еще не закончилась — и помощь пришла с той стороны, с какой я никак ее не ждала. Минут через пять дверь приоткрылась — с едва слышным стуком. Я скосила глаза и увидела мамино лицо. Тогда я наморщила лоб и медленно повела хвостом, чтобы не испугать ее. Я не хотела быть быстрой. Не хотела казаться злой. Не хотела казаться страшной.
Дверь открылась пошире, еще шире… шире. Мама вошла в комнату. Я осмелела настолько, чтобы поднять голову и медленно помахать хвостом, то есть дать ей знать, что не собираюсь делать ничего дурного. Мама сделала еще один шаг в мою сторону. Теперь ее отделяли от двери несколько футов, однако дверь она не закрыла.
— Ты не подойдешь ко мне? — шепотом спросила она.
Я не двинулась с места. Тогда мама облизала губы и огляделась. Никогда я не видела ее такой бледной.
— Кто бы додумался до такого? — очень тихо произнесла она, словно не хотела, чтобы кто-нибудь узнал о ее присутствии в этой комнате. — Вещи моей Сандры!
Я медленно поднялась на лапы, но мама почти неслышно вскрикнула, и я подалась назад. Потом села и стала «просить».
— Дурацкие трюки, — скривилась мама. Она держалась за грудь, словно боялась, что от страха у нее остановится сердце. Потом оглянулась на дверь. Я поняла, что она пришла ко мне втайне от папы и Адама. — Кто научил тебя этому? Ты и вправду умеешь говорить?
Я подумала, что могла бы попытаться что-нибудь произнести, но, похоже, моих родных больше всего пугал мой голос. Тогда я встала на задние лапы, как человек, но это ей тоже не понравилось.
— Хватит, — резко проговорила она. — Встань, как должна стоять собака.
Я послушно опустилась на четыре лапы. Мама вновь прижала ладонь ко рту и закусила один палец, чтобы погрызть ноготь, как она всегда делала, когда волновалась. Поэтому у нее всегда были обкусанные ногти.
— Неужели ты все понимаешь?
Я кивнула, показывая, что все понимаю, после чего мама закрыла глаза и затрясла головой. Однако она, кажется, поверила мне, потому что придвинулась ближе. Постепенно мама оказалась совсем рядом. Я заскулила, и она засмеялась.
— А ты не злая, — сказала она и сделала то, чего я совершенно не ожидала. Она подошла к двери, закрыла ее и немного постояла, жуя кончик пальца. — Мы поговорим с тобой, как женщина с женщиной, — произнесла она со слабой улыбкой. — Гарет пошел с Адамом в его комнату, так что у нас есть несколько минут до приезда полицейских. Почему бы нам не поговорить?
Она пристально вгляделась в меня и вдруг приказала:
— Сидеть. Я села.
— Встать. Я встала.
— Иди на диван. Я подчинилась.
— Повернись. Ляг.
Я исполнила все ее команды, после чего начался настоящий экзамен.
— Сосчитай до трех, постучи лапой по полу.
Это доставило мне удовольствие. Теперь я знала, моя мама почти верит в то, что я не простая собака.
— Сколько будет трижды четыре? Я постучала двенадцать раз.
— От семи отнять шесть?
Я стукнула один раз.
— Господи, господи, — произнесла она и дважды обошла гостиную.
Я же сидела, не шевелясь, и смотрела на нее. Теперь все в ее руках, теперь все зависит только от нее. Мое будущее. Моя жизнь.
— Сколько будет восемью семь?
Я не сводила с нее глаз. Что это значит? К чему такие трудные вопросы? Напрягая мозги, я постукивала лапой, стараясь оттянуть время, но мама вдруг засмеялась.
— Если бы ты ответила, я бы точно знала, что ты не моя Сандра. С семью ей никак не удавалось справиться.
И тут она опять помрачнела, видимо, принимая как реальность чудовищную догадку, и принялась ходить по комнате, жуя кончик пальца.
— Невозможно, не может быть, пусть даже ты умнее всех собак на свете. Просто невозможно! Но ведь… Почему ты надела именно ту майку, которую она носила с этой юбкой? Кто мог об этом знать? И как вышло… — У нее упал голос. — Как вышло, что ты надела ее задом наперед? Моя Сандра всегда носила ее только так. Ей нравилось показывать в низком вырезе ложбинку между грудей. У нее на все были свои причины. А мне всегда хотелось, чтобы она поступала правильно, вот только переубедить ее было невозможно. Откуда тебе известны такие подробности? Откуда ты узнала об этом?
У меня сердце обливалось кровью. Я скулила, стучала лапой, кивала. Мне хотелось обнять маму и обо всем ей рассказать! Я раздвинула зубы.
— Мама, — сказала я.
Но она закрыла уши руками.
— Не говори. Вот только ответь мне. Послушай. Послушай. Обо мне и Сандре. Послушай. Помнишь, когда тебе купили первый лифчик? Мы все вместе поехали за покупками — я, ты, Джулия и Адам. Помнишь? Ты жутко разозлилась, потому что думала, что мы поедем вдвоем, только ты и я. Мама с дочкой. Весь день ты дулась. Я считала, что ты капризничаешь, а когда поняла, в чем дело, очень расстроилась. Ну, и на следующей неделе мы поехали за покупками вдвоем. Только ты и я. Помнишь?
Конечно же, я помнила. Тогда эта история с лифчиком очень меня разозлила, хотя я понимала, что мама не желала мне ничего дурного.
— Ну вот, — сказала она. — Что я тебе купила?
Да! Да! Золотисто-коричневую кофточку. Разве я могла забыть? Я очень любила ее и носила, почти не снимая. В течение нескольких лет это была моя любимая кофточка. От волнения я гавкнула и закивала — да-да… да-да… да-да!
Широким жестом мама распахнула дверь.
— Иди, иди, щеголиха. Ищи! — скомандовала она.
Ах, моя умная, разумная мамочка! С радостным лаем я выскочила из комнаты и побежала вверх по лестнице. Моя дверь была закрыта. Я скреблась, скулила, прыгала, стараясь ухватиться за ручку, и тут, конечно же, Адам высунулся из своей комнаты, тотчас захлопнул дверь, и я услышала крики папы:
— Она убежала! Осторожней, Сью, она убежала!
— Это я выпустила ее, — отозвалась мама. — Оставь ее в покое.
— Ты выпустила? Зачем? Побойся бога!
Наконец мне удалось открыть дверь, и я с радостным рычанием принялась возить носом в груде брошенных на пол вещей. Моя любимая кофточка тоже была там, изношенная и слишком маленькая, но все еще бесконечно любимая, с перемежающимися бархатистыми и красивыми блестящими полосами. Я сбежала вниз и положила кофточку к маминым ногам, а потом подняла голову, и… и…
