Когда она оставила меня, наконец, в кафе, я готова была признать — из моей мачехи вышел бы крутой звездный агент. Она затаскала меня почти насмерть по бутикам, пока не засекла эту слабую эмоцию приятия, которую я позволила себе один раз. В итоге завтра я буду в строгом черном брючном костюме с глубоким вырезом — для моей мизерной груди в самый раз.
Я как раз обессилено опустила ложку в латте, когда услышала визг Алексы позади. Подруга кинулась мне в объятья с плачем, и я почувствовала, как оживаю — хотелось улыбаться против воли и чувствовать такие искренние чужие эмоции.
— Дана, мать твою, мать твою! — повторяла она, осматривая меня с головы до ног. — С того света вернули!
Как же она была права!
— Типа того, — кивнула я.
Нас деликатно оставили одних — Элеонора настояла. Но я била себя по рукам, не разрешая чувствовать благодарность. Это, черт возьми, моя свобода, которую мне сцеживают по крупицам, а я радуюсь.
Алекса выглядела неважно — сразу видно, что человек переживал, но ярко-сливовые короткие волосы, стоявшие торчком, отвлекали от темных кругов под глазами. Подруга, как обычно, была одета бойко — кожаная куртка с заклепками и драные джинсы. Она опустилась за столик, не спуская с меня тревожного взгляда.
— А секретничать мы тут точно можем, да? Хотя мне друган твой сказал, что микрофончиков у тебя нет…
— Какой друг? — моргнула я, тяжело сглатывая.
— Сезар, — сообщила она одними губами. — И у меня для тебя передачка от него.
Я округлила глаза и раскрыла рот. Он что, серьезно? А Алекса тем временем продолжала:
— Меня досмотрели твои охранники, но ничего не отобрали — сказала, что подарок от меня на воскрешение…
Я приложила ладонь к губам, чтобы хоть как-то скрыть эмоции. Невозможный мужчина! Подруга тем временем вытащила красивую коробочку и положила на стол.
— …Там двойное дно, — тихо сообщила, — поэтому сейчас можешь порадоваться верхней части.
Открыв коробку, я обомлела. Сверху лежал невероятной красоты комплект белья.
— Как он тебя нашел? Как выглядит? И вообще — расскажи! — скользила я пальцами по кружеву с расшивкой. Вот тебе и ответ на некоторые вопросы — значит, глазами он тоже умеет любить. Да еще как! Я даже не знала такого бренда, но то, что это что-то ручной работы — не вызывало сомнения. Страшно было трогать, казалось — кружево может растаять в руках.
— Охеренно он выглядит! — довольно оскалилась Алекса. — А то ты не знаешь!
Я улыбнулась, пряча лицо в ладони. Как? Как он это делает?! Не терпелось добраться до всего содержимого, но я только сжала зубы и закрыла коробку.
— Вчера вечером возвращалась домой поздно, как обычно… — Подруга работала в приюте для бездомных три раза в неделю. Мы с ней чередовались. Поэтому возвращаться домой поздно было действительно обычным делом. — Вставляю ключ в замок, и тут сзади только ветерок вдруг колыхнулся, а я уже прижата к стене с лапой поперек физиономии. Испугалась жутко!
Могла себе представить. Сезар запросто мог напугать…
— А он такой еще «Двери открывай, только тихо». Я потом его стукнула за это в лоб!..
Я хихикнула — Алекса тоже много всего могла, да.
— …Ну потом познакомились, а он такой интеллигентный, спокойный, все объяснил, рассказал о том, что случилось, и попросил передать тебе коробочку…
Я качала головой, улыбаясь.
47
— …Слушай, твои предки — просто сволочи…
— Тш, — мотнула я головой, — я знаю. Но я не хочу, чтобы Сезару навредили. А отец может.
— Слушай, у меня даже за пару часов сложилось впечатление, что этому мужику навредить — надо постараться…
— Отец постарается, будь уверена. Я его вообще не узнаю, — погрустнела я. — Давай есть, а? И расскажи, как там дела у Тони?
Помимо приюта, Алекса держала цветочный магазин, в котором у нее работал бездомный, который называл себя Тони. Мы понятия не имели, настоящее это имя или нет, но мужчина зарекомендовал себя отлично еще в приюте, поэтому мы спокойно ему доверяли абсолютно все дела в магазине, и вот уже два года ни разу об этом не пожалели.
— Нормально все у Тони, не переживай. О тебе только когда узнал, запил немного… — вздохнула подруга, взявшись за вилку. — Да и я тоже. Но теперь все наладится. И у тебя тоже. Ты, надеюсь, сдаваться не собралась?
— Я сдавалась когда-либо? — вздернула я требовательно бровь.
— Ну просто после всего, — передернула она плечами. — Не железная же, а папаня твой откровенно с катушек съехал.
— Я все больше думаю, что не я тому виной. У него что-то с бизнесом.
— Надеюсь, ты его не оправдываешь, — агрессивно ткнула в кусок вареного картофеля вилкой Алекса.
Оправдываю.
— Нет.
— Так, а завтра…
— Завтра я буду делать вид, что выхожу замуж за Дэниэла Стоуна.
Брови Алексы поползли на лоб:
— Насколько же все плохо…
— Да.
— Твой красавчик мне говорил, но как-то смягчая углы…
— Правда?
— Точно, — закивала она. — Так… уважительно, спокойно… Как ты вообще позволила себя увезти?
На это я сделала, видимо, такой грустный взгляд, что Алекса только махнула рукой.
— Я надеялась поговорить с отцом и объяснить ему, что меня больше не впечатляют его угрозы. И что не собираюсь замуж по его приказу.
— Ну-ну…
Кажется, я одна верила в отца. И это стало открытием. Все же быть готовой порвать связи — не то же самое, что на самом деле это сделать. Внутри мы все верим до последнего, что что-то изменится, и еще есть шанс повернуть вспять.
— И долго он собирается держать тебя на коротком поводке?
— Не буду я ждать, — огладила коробку подарка. Захотелось зарыться в нее носом, попробовать уловить знакомый запах. Лучше бы он свою ношеную футболку подарил! Я помнила, как вкусно он пах смесью парфюма и собственного запаха. У меня аж челюсти судорогой свело от жажды прижаться к Медведю.
— Дан, — позвала Алекса, — тебе повезло, это твой оборотень — огонь… Доверься и жди. Уверена, он все сделает, чтобы тебя вытащить.
— Ты говоришь, проговорила с ним два часа, — решила перестать киснуть. — О чем?
— А? Я о тебе рассказывала в основном.
Я прыснула — представляю.
— И что же ты ему рассказывала, боже?
— Как мы с тобой на демонстрации били щиты с призывами о головы военных…
— Мда, он будет мной гордиться, — улыбалась я.
— Не волнуйся, я сделала для этого все, — выпятила пышный бюст Алекса.
