Он нашел. Отлепил прозрачный край, протянул ей один. Отвернулся, пока она приводила себя в порядок — не потому, что не хотел смотреть, а потому, что ей это было неприятно. Он чувствовал ее смущение, как собственное.
— Я очень устала, — сказала вдруг Таари. — И от людей, и от ожидания, и вообще от всего. Даже от самой себя.
Акайо обернулся к ней, посмотрел на профиль, подсвеченный уличными фонарями. По ее лицу вовсе нельзя было сказать, что она только что плакала и признавалась в таких странных мыслях.
Таари только искоса глянула на него, улыбнулась уголком губ.
— Что, думал, я совсем железная? Стальная, как ваши катаны?
— Нет, — он опустил глаза. Он прекрасно знал, что железных людей не бывает. Даже если кто-то кажется несгибаемым, внутри он может быть совсем иным. Не так давно он ощутил эту разницу на себе. Но...
— Думал, — уверенно повторила Таари. — Ты правда похож на нас, знаешь? Типом мышления. Разумом понимаешь очень многое, но все равно часто думаешь глупости.
Помолчали. За окном витрины сменились темными окнами, а затем — деревьями. Показался впереди знакомый забор, Таари нажала кнопку на потолке машины. Ворота открылись.
Когда-то Акайо посчитал бы это чудом, а сейчас вещи, которые сами делают то, что от них требуется, стали почти обыденностью.
Ему будет легко отвыкнуть от них в путешествии. А Таари?
Она тем временем успела подъехать к дому, вышла, хлопнув дверью, пошла к главному входу. Акайо, выбравшись из машины, замер, не уверенный, что нужно делать. Она увлеклась какой-то мыслью, и ее не стоит отвлекать? Или она уверена, что он последует за ней без всяких указаний?
Долго колебаться не пришлось — Таари обернулась на пороге, окликнула раздраженно:
— Что ты стоишь? Идем.
Он поспешил за ней. Прошел через прихожую, все еще почти пустую. Зимой тут, наверное, будут висеть теплые вещи, но они этого не увидят. Во всяком случае, не в этом году.
Таари уверенно поднялась в свою спальню, распахнула маленькую дверь в углу. Акайо, поколебавшись, заглянул.
Он будто оказался в огромном платяном шкафу. Целая комната была заставлена вешалками, вместо полок тут и там висели странные конструкции, вроде бы тряпичные, но достаточно жесткие, чтобы держать форму. Таари в дальнем углу перебирала коробки: заглядывала в каждую, отставляла в стороны, так что ровные стопки, стоявшие вдоль стены, быстро превращались в хаотические баррикады.
— Помогай давай, — потребовала она. — Кимоно ты же узнаешь, если увидишь в упаковке? Вот и ищи.
Акайо осторожно перебрался через уже разворошенные ящики, отошел к дальней стене. Отставил сразу несколько коробок — слишком маленькие, в них кимоно не поместилось бы. Заглянул в одну, в другую, развернул бумагу в третьей. Наткнулся на что-то странное — кожаное и жесткое, похожее на обувь, но почему-то очень высокое, наверное, даже выше колена.
Фыркнула Таари, заметившая его недоумение.
— Это ботфорты. Красивые, но ноги натирают ужасно и машиной управлять в них неудобно. Отложи, пригодятся.
Акайо отставил в сторону коробку, догадываясь, при каких условиях Таари может пригодиться эта обувь. Заставил себя выбросить из головы ее образ в этих ботфортах, перестать думать о тонкой шпильке, о гладкой черной коже…
Не время!
Телу на уместность реакций было наплевать, но Акайо мог его игнорировать. К тому же новые находки были интересны и очень помогали, привлекая внимание, заставляя думать о том, что давно замечал, но ни разу не формулировал, даже в магазине, где им купили так много разноцветной одежды. Он открывал коробки, находил то солнечно-желтую шляпу, то огненно-красную сумку, то сандалии, ремни которых были украшены ракушками. Он видел такие вещи на людях в городе, но впервые мог прикоснуться к ним, почувствовать бархатистые и гладкие ткани, почти с удивлением обнаружить, что даже самые яркие цвета не оставляют следов на пальцах. У Таари все-таки был куда более сдержанный вкус, а здесь все было цветным.
Для Акайо, большую часть жизни знавшего, что он никогда не сможет носить крашеную одежду, это было странно.
В империи цвета значили многое — принадлежность роду, богатство, личное положение. Здесь же они были просто чем-то, приятным глазу. Здесь любой мог носить хоть золотые одежды, и никто не обвинил бы его в том, что он носит цвет императорской семьи. "Разве что в отсутствии вкуса", — вдруг мысленно добавил Акайо и улыбнулся. Кажется, он научился понимать, что здесь считается красивым.
— Нашла, — прошептала Таари с таким благоговением, что Акайо сначала удивился, но, обернувшись, сам забыл, как дышать.
Из простой коробки, из вороха тонкой шуршащей бумаги поднималось подлинное чудо. Белоснежный шелк, расшитый облаками, журавлями и ветвями сакуры, алая, цвета крови подкладка — кимоно струилось в руках Таари, как живое существо, давно позабытое и скучавшее в одиночестве.
— Свадебное, — выдохнул он, когда из коробки выскользнул, развернулся полукругом тонкий тяжелый валик на краю подола. Таари посмотрела вопросительно, и Акайо, тоже наконец придя в себя от нахлынувшего восторга, указал на красный полумесяц. — Такие пришивают только на свадебные кимоно. Чтобы юбка идеально скользила по полу, даже если невеста не очень хорошо умеет ходить в парадных одеждах.
— Думаю, Тэкэра тоже не умеет ходить в парадных одеждах, — улыбнулась Таари, рассеянно гладя шелк. — Но свадебные кимоно ведь не носят просто так? Значит, мы не будем его брать. Просто сошьем на его основе новые, без этого хвоста.
— Нельзя шить такие яркие, — предупредил Акайо. — Лучше одноцветные.
— Да, я знаю. Завтра получим все, что П'Ратта обещала прислать, и закажу ткань, — она замолчала, странно потерянная. Тихо велела: — Уже поздно. Иди спать, Акайо.
Он поклонился, прощаясь, вышел. Осторожно притворил дверь.
Он понимал — это было кимоно матери Таари. Женщины, которую звали Сакура. Кайны, которую упоминала смешливая старушка П'Ратта.
Как она сюда попала? Какой она была? Почему умерла, здесь ведь лечат любые раны... Но, наверное, не любые болезни.
Хотелось вернуться. Хотелось обнять Таари и просто молчать рядом, надеясь, что она расскажет, отчего смотрит на белый шелк с такой страшной, горькой нежностью.
Но нужно ли это Таари?
Он не знал.
***
На следующее утро на пороге гарема обнаружилась огромная коробка. Акайо встал далеко не первым, но посылка все еще стояла закрытой, хотя записка "Приведите это в порядок" явно относилась ко всем. Множественное число в эндаалорском письменном уже даже Джиро с единственным не путал.
Сначала, с некоторым удивлением выслушав сбивчивое объяснение Юки, Акайо с тоской подумал, что опять оказался тем, кто должен принимать решения за всех. Однако, присмотревшись к коробке повнимательней, понял, что ему скорее торжественно вручили проблему, чем сомнительный повод для гордости. Она заключалась в том простом факте, что коробку запечатали прочной липкой лентой, как обычно здесь делали, а в комнатах гарема до сих пор не было ничего острого. Разве что в комнату для сессий пробраться по примеру Джиро. Или...
