Мужчину не интересовали чувства собственного сына. Он видел в нем лишь причину самоубийства жены.
Она не хотела расстраивать и пугать мальчика приступами разрушающей боли, от которой была готова залезть на стену или попросту корчилась на полу, схватившись за голову. Поэтому каждый такой приступ она пряталась, запиралась в своей комнате или уходила к озеру.
Как и в тот день, когда ее не стало.
Она вновь ушла на берег, а спустя несколько часов её нашли висящей на дереве в петле из пояса от платья.
Двенадцатилетний Артур первый заподозрил что-то неладное и пошел на поиски матери.
Нашел.
Срезал пояс маленьким складным ножом, что всегда носил с собой как талисман. Снял кусок ткани с шеи, неумело попытался сделать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Но всё безуспешно. Все его попытки и мольбы были напрасными. Сколько бы он ни просил: «Мама, очнись! Мама!», она не слышала. Лишь смотрела в небо безжизненными серыми глазами.
На крик мальчика прибежал Михаил — новый человек из папиной охраны. Силой увел подростка подальше от озера и передал в руки другим охранникам, шепотом сообщив о случившемся.
Позже, в этот же вечер Михаил вновь прибежал на крик. Только в этот раз мальчик молил о пощаде.
Пьяный отец швырял сына по комнате, словно тряпичную куклу, хаотично нанося удары, то ладонью наотмашь, то кулаком.
Михаил, не раздумывая, выломал запертую изнутри дверь и с силой отшвырнул разъяренного мужчину от подростка.
— Дава, какого хрена ты творишь?! Он же совсем пацан! — пытался вразумить охранник ослепленного гневом мужчину, становясь живым щитом между отцом и сыном.
— Это он виноват! Это из-за него она полезла в петлю! — орал Давид, пытаясь оттолкнуть мужчину и схватить сына.
— Что ты несешь? Он не виноват! Олеся сама сделала свой выбор!
Не желая верить в слова своего подчиненного, мужчина набросился на него, сбивая с ног. Михаил успел лишь крикнуть Артуру, чтобы тот убежал и спрятался.
С тех пор Михаил Ильич, или теперь просто Ильич, всегда оказывался рядом с Артуром в нужную минуту. Вот и сейчас он помогал ему покинуть клетку для боев. Юноша едва мог стоять на ногах, но делал вид, что не замечает боли и крови, потому что отец не любил слабость. Он питался ей, наслаждаясь, силясь уничтожить, давшего слабину, сына, если больше.
— Увези его домой, — брезгливо оглядывая юношу, сказал Давид Михаилу. — Через три дня он должен быть готов к новому бою.
— Посмотри на него! Он едва стоит. Возможно вообще не переживет сегодняшнюю ночь.
— Если сдохнет, значит — слабак. А слабаки мне не нужны, — высокомерно произнес мужчина и вышел из зала, смеясь над шуткой нового собеседника.
Артур сохранял холодное безразличие и лишь на парковке около клуба позволил себе тихо стонать от боли, оперевшись о машину, которую как можно быстрее старался открыть Михаил.
Мужчина помог юноше лечь на заднее сиденье и, не останавливаясь, твердил одно и то же:
— Всё хорошо, Артур… Держись… Я рядом… Только не выключайся… Скоро приедем… Я рядом…
Глава XXVДемон моих снов и реальности снова погряз в работе.
Я видела его лишь на завтраки, во время которых он ел практически стоя или вовсе не ел, ограничиваясь чашечкой кофе и мимолетным поцелуем. Словно мы были супружеской парой и подобные нежности для нас являлись обычным ежедневным ритуалом.
Даже Жорик перестал теряться во время внезапного проявления нежности Арчи. Теперь повар лишь хитро улыбался с видом самой мудрой и понимающей бабушки, но ничего не говорил.
Вся остальная охрана тоже помалкивала, пряча улыбки за ободками кружек.
А я, как обычно, притаилась, ожидая очередной бури. С Арчи так всегда: какое-то время нас окутывает теплое затишье, которое затем сменяет сшибающей с ног холодной жестокостью.
Но в данный момент я чувствовала себя в относительной безопасности и спокойствии. Словно чудовище, которое создано для того, чтобы меня уничтожить, встало на мою защиту и оберегает мой сон.
Как и сейчас.
Снова уснула в библиотеке и, если раньше я просыпалась и самостоятельно поднималась в свою комнату, то теперь меня несли наверх сильные мужские руки. Нежно, ласково, словно дитя, чей сон нельзя тревожить.
Даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что это Он. Я чувствовала тепло его тела, древесно-цитрусовый парфюм и только его мужской запах, который невозможно перепутать ни с чьим другим.
Но всё же решила убедиться в правильности своих мыслей. Робко открыла глаза и увидела двухдневную щетину, что сегодня утром царапала мой подбородок.
— Спи, малышка, — уверенный, но такой заботливый мужской шепот.
Покорно прижалась щекой к его плечу. Краем глаза заметила, что Арчи пронёс меня мимо моей комнаты.
— Ты немного промахнулся. Комната, в которой я сплю, осталась позади.
— Я ещё никуда не целился. Пока что, — горячим дыханием обдало висок, кровь прилила к щекам, а мужчина твердо добавил. — Сегодня ты спишь в моей комнате.
— Мы точно будем спать? — спросила, заранее зная ответ.
— Нет.
Я не смотрю на него, но точно знаю, что на его губах демоническая, чуть кривоватая, усмешка. В этом коротком ответе таится беспросветная тьма обещаний.
Арчи спиной толкнул дверь и вошел в комнату, освещенную ярким светом луны.
Холодный свет из панорамного окна падал точно на кровать, на которую меня аккуратно уложил мужчина и навис надо мной.
Положив руки по сторонам от головы ладонями вверх, замерла, ожидая того, что будет дальше.
Арчи коленом развёл мои ноги и устроился сверху, держа вес на локтях по бокам от меня.
Мы были одеты. Он не пытался меня касаться, а лишь смотрел. Долго. Изучающе. Глубоко.
Так, будто хотел что-то сказать, но не знал какие подобрать слова. Словно любое из них способно меня спугнуть и заставить бежать без оглядки.
Хотя, я и без слов готова была бежать. Всегда. В любой момент, стоит только появиться такому шансу.
Но не сейчас. Не тогда, когда он смотрит так, словно касается души. Нежно. Робко. Тепло. Впервые взгляд стальных глаз согревает, а не пускает леденящую волну страха по коже.
Сильные пальцы аккуратно заправляют за ушко выбившуюся прядь волос, проводят мягким касанием линию до подбородка. Опускаются ниже, поглаживают шею, ключицу.
Не шевелюсь. По-прежнему жду взрыва вулкана под названием Арчи. Того самого вулкана, что поглотит, подчинит и унесет за собой в пучину сплетения противоречащих друг другу чувств. Оставляя отметины на моем теле. Клеймо принадлежности.
