Книга Рыбы - Мелисса Бродер

Дела у Доминика шли не очень хорошо. Он начал мочиться в доме и делал это независимо от того, как часто я его выводила. Была ли причиной болезнь или пес злился на меня из-за моих долгих отлучек, я не знала. Рассказать о происходящем Аннике я боялась, но на всякий случай сводила его к ветеринару. Она сделала анализ крови и сказала, что у Доминика проблемы с поджелудочной железой и почками и высокое содержание сахара в крови. Следовательно, придется увеличить дозу инсулина.

Новости я по е-мейлу сообщила Аннике – отчасти потому, что не могла оплатить выставленный ветеринаром счет в 1300 долларов. А еще потому, что испугалась. И тут же засветился телефон.

– Где он? Дай его мне.

– Здесь. – Я повернула телефон в сторону Доминика.

– О нет. Что-то не так. Я по глазам вижу.

– Мне сказали, что нужно увеличить дозу инсулина.

– Я не об этом. У него депрессия. Оставайся на линии, я посмотрю симптомы депрессии у собак. О’кей. Вялость, апатия? Много спит? Выказывает признаки навязчивости?

– Нет, только я.

– Люси! Я серьезно. Потеря аппетита?

– Определенно нет.

– Потеря веса?

– Нет. Он просто писается. Вот и все. Думаю, это как-то связано с инсулином.

– Давно это у него? И почему ты раньше не сказала, что с ним что-то не в порядке?

– Все началось лишь несколько дней назад. И я не хотела тебя беспокоить.

– Люси, он – мой ребенок! Ты должна сообщать мне обо всем, что с ним происходит. Ты в состоянии обеспечить ему должный уход? Что именно сказал ветеринар? Может быть, мне стоит вернуться?

– Нет, нет, не возвращайся. Ветеринар сказала, что с ним все будет в порядке, как только мы понизим уровень сахара в крови. Я сама с этим справлюсь. Без проблем.

– А мне все-таки кажется, что у него депрессия.

– Возьму его с собой в группу.

Вообще-то ветеринар не сказала, что с ним все будет в порядке, но и чрезмерной озабоченности не выказала. А меня почему-то задело, что Анника готова примчаться домой, чтобы всего лишь посмотреть на свою собаку. После смерти матери я так хотела, чтобы сестра оставила на время колледж и задержалась, чтобы побыть со мной. Однажды, через несколько дней после похорон, я даже выразила это словами, попросила, чтобы она не спешила с возвращением в школу. Анника сидела рядом со мной на кровати, перебирала мои волосы, как делала каждый вечер мама, перед тем как я усну. В комнате было тихо, и я слышала только мягкое касание ее пальцев.

– Пожалуйста, останься со мной, – сказала я. – Ты мне нужна.

Но Анника ответила, что у нее экзамены и что, как бы она ни хотела задержаться, ей придется вернуться, а иначе она не закончит семестр.

Я почувствовала себя отверженной, но не стала осуждать сестру. Только посмотрела на нее снизу вверх. Смерть матери разрушила мой мир, и я не могла позволить себе злиться. Но было больно. Я злилась на себя. За то, что мне кто-то нужен. За то, что выказала слабость. Мне нужно было больше, чем могла дать вселенная. Мои чувства были слишком велики и отвратительны для вселенной. Мне не следовало выражать их вот так, открыто. Я даже не хотела чувствовать то, что чувствовала.

Что ж, теперь я снова чувствовала и уже не хотела, чтобы Анника возвращалась домой. Если она вернется, я больше не смогу уходить вечерами на берег в одиночку. Наверно, я смогла бы бегать к камням и не признаваться сестре, куда хожу, могла бы лгать, говорить, что просто гуляю по городу, наведываюсь в кафе послушать акустическую гитару. Но что бы я сказала, если бы она увидела меня из окна? Она обязательно стала бы задавать вопросы.

К тому же у меня завелась новая фантазия. Я хотела спросить Тео, не согласится ли он прийти со мной домой и остаться на ночь. Правда, я не представляла, как протащу его по берегу. Сам-то он определенно не доберется. И вряд ли захочет, чтобы я его несла. Но, может быть, удастся достать тележку или велосипед с прицепом.

Мысленно я уже спланировала этот визит от начала до конца. Я хотела секса в постели. Мне нужно было место, где мы могли бы расслабиться, где бы не было холодно и где нам не пришлось бы постоянно оглядываться. Я помнила, что чувствовала на берегу, когда мы целовались, и хотела воссоздать ту ситуацию, заново все испытать и жить с этим чувством дальше – столько, сколько смогу. Я хотела поставить палатку в теплом доме сестры, соорудить некий контейнер, в который, как кораблик в бутылку, поместить это чувство и хранить его, как негаснущий огонек.

В моей жизни могла случиться магия. После всей пустоты и ничтожности бытия эта фантазия стала бы тем, ради чего стоит жить. Когда увлекаешься чем-то без остатка, забываешь о последствиях и уже не принимаешь во внимание другую сторону. Мне было наплевать на все, кроме моего плана.