– Я бы сыграла еще, но раз вы, мой добрый наставник, считаете, достаточно, я повинуюсь и ухожу. Только провожать меня не надо, я вызову такси или меня подвезет Дениска. Кстати, где он?
Дама, слегка пошатнувшись, слезла с высокого табурета.
– Нет уж, пройдемте в кассу, получите выигрыш, а потом я вас провожу прямехонько до дверей дома. Иначе у вас могут быть неприятности.
– Какие? – недоуменно вскинулась она.
– Идемте, идемте.
Деньги, которые привезла домой балерина и вывалила в гостиной на стол, привели в шок не только ее саму, но и дочерей.
Они тут же примчались по зову матери.
В онемении Татьяна пересчитывала пачки, огромные пачки денег.
– Что происходит? Откуда у тебя такая наличность? – Она посмотрела на возбужденную мать.
– Не думаешь ли ты, что я ограбила банк? – Любовь Михайловна надменно дернула плечом.
– Откуда, откуда у тебя столько?
– Я выиграла все это в казино!
– Да ты соображаешь, какие это деньги? – попробовала встряхнуть мать Татьяна. – На них я могла бы выставку в самом Лувре устроить.
– Разбежалась, я думаю, тебе Третьяковки хватит, – остудила ее пыл Дана. – Вот я, – Дана подкинула ввысь запечатанную пачку, – могла бы фильм на Багамах снять.
– А я, – Любовь Михайловна, всегда презиравшая алкоголь, подошла к бутылке коньяка и, налив себе приличную порцию, посмотрела на дочерей, – а я на них снова пойду играть. – И, влив в себя полбокала, закончила: – Мне понравилось.
– Та-ак, – строго протянула Татьяна, обращаясь к сестре. – Ты, случайно, не знаешь, кто ей показал дорогу в этот рай?
– По-моему, подружка нашего Дениса, фотомодель по имени Полина. Девчонка секси, «Плейбой» напечатал ее фото. Дениска и меня приглашал на показ в казино «Гномик». Там проходил конкурс «Мисс казино».
– И кто победил? – обращаясь к матери, просто так спросила Татьяна.
– Победила прекрасная девушка Полина, ей вручили корону. – Любовь Михайловна, спотыкаясь, пошла по лестнице вверх, в свою спальню.
– Мама, тебе помочь? – Дана поспешила на помощь.
– Спасибо, детка, завтра Дуся из деревни вернется. Мне, кроме нее, никто не нужен.
– У нее самой еле-еле душа в теле, – пробормотала младшая дочь, укладывая мать в постель.
Все знали, что мамин характер стал теперь не сахар и если она чего решила, переубедить ее нельзя.
Она упросила старую домработницу Дусю вновь вернуться в ее опустевший дом.
– Внуков ты уже вырастила, – убеждала она приехавшую из деревни по ее просьбе все еще крепкую женщину. – Правнуки в школу пошли, оставайся у меня, доживать век. Обе мы старые, притертые друг к другу. Да и мне недолго осталось, чувствую, хворать я стала. Деньги у меня есть. Платить тебе буду хорошо, своим поможешь. Сейчас ведь жизнь, говорят, дорогая. Мне Арсений все оставил. И деньги, и дом... Знаешь, Дуся, только тебе одной могу сказать. Ведь после его смерти оказалось, что у него кто-то на стороне был. Ты можешь в это поверить? Так вот, дом этот весь, только я никому об этом ни словом не обмолвилась, после меня... – она махнула рукой и выразительно посмотрела на удивленную женщину, понявшую смысл сказанного, – достанется его внебрачной дочери. Меня нотариус вызвал и завещание прочитал: пользуйся, мол, живи сколько хочешь, но дом твой «обременен», ты его ни завещать, ни продать никому не можешь. Все ей достанется.
– Кто ж она такая? – наконец-то вымолвила старуха.
– Не знаю, Дусенька, и знать этого не хо-чу! Понимаешь, не хочу! Да мне и не нужен этот дом, и никому он не нужен. – Любовь Михайловна гордо вскинула голову. – У Таньки хоромы да мастерская, мы ей при жизни Арсения кооператив построили.
– Замуж-то Танечка наша, видать, не выйдет? – причмокивая беззубым ртом, сказала старуха.
– Нет. Ей просто этого не нужно. С богемой со своей она повенчана.
– Как же так? Как же так? Каждой бабе хочется.
– А ей, представь, не хочется.
– А у Даночки как с жильем-то? – забеспокоилась бывшая нянька.
– Данка в квартире мужа осталась. Они когда разошлись, он ей все оставил. Любил он ее очень. Рассчитывал, что, возможно, еще помирятся.
– Даночка, она ведь добрая, хорошая, не то что Танька, та ведь злыднем всегда была. Почему без мужа-то осталась? – по-простецки спросила старуха.
– Длинная история, потом расскажу. В общем, квартира у нее большая, хорошая.
– А Роман Арсеньевич?
– Арсеньевич, – криво усмехнулась балерина. – Тебе одной, Дуся, скажу, не Арсеньевич он вовсе!
– Да Бог с вами, Любовь Михайловна, чего вы сами-то на себя наговариваете?
– Не наговариваю я, Дусенька, а правду тебе говорю, никому не говорила, а тебе можно. Да и нужно, если со мной что случится, кто-то должен знать, жизнь – штука сложная. Роман из-за границы не вылезает. Он дипломатом служит. Сынок у меня карьерный, знает, кому стул подставить вовремя, чтобы вперед по служебной лестнице. Понимаешь?
– Что тут не понять?
– Весь в папочку, если нужно, ни перед чем не остановится. Тот такой же. – Помолчав, балерина чему-то про себя улыбнулась. – Представляешь, постарел мой любовник, а красоты и элегантности не утратил. И характер все тот же остался. Перед деньгами и славой голову всегда готов преклонить. А уж если речь о собственном благе, – балерина махнула рукой, – даже сейчас передо мной хвостом виляет. Клянчит в завещании упомянуть.
Нянька с удивлением слушала откровения хозяйки.
– Рома наш так же жизнь завоевывает. Жену правильно выбрал. Она дочь состоятельных родителей. Квартира большая. Он уж давно глаз на нее положил. Когда приезжают из-за границы, у них останавливаются. Родители жены старые. А дочь одна. Все ему достанется.
– А Дениска-то как? Он ведь целую жизнь все с вами да с вами.
– Денис, к сожалению, и не в отца, и не в родного деда, моего любовника, пошел.
– А я все, старая, думала, как же он на Арсения Антоновича характером похож. А он и не дед ему вовсе, значит, – раскудахталась Дуся.
– Характером действительно в Арсения пошел, – согласилась Любовь Михайловна. – Видно, его воспитание сказалось. Ведь он сильный характером был. Настоящий мужчина. И о моих похождениях, конечно, догадывался. Но самолюбие не позволяло до мелких скандалов опускаться. Занят был сильно. Работу свою очень любил. И еще кого-то... на стороне. Не догадывалась я. Да и не очень-то меня все это интересовало. Жила своей светской жизнью. Ох и пожила я, Дусенька! – Балерина при воспоминании о молодости засветилась.
– А невеста-то у Дениски нашего есть? – возвращая ее мыслями в семью, напомнила о насущном Дуся.
– Красавица, фотомодель.
