Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
– Вам разнос слишком большим не кажется? – осторожно спросила Людмила. Тут она вступила на тонкий лёд. Как может девушка, всего год живущая в человеческом, причём совсем другом мире, поддерживать умную беседу о вещах, известных ей крайне поверхностно? Хорошо, благодаря Фёсту, Воронцову, Наталье Андреевне она посмотрела и почитала достаточно, чтобы понять, о чем вообще сейчас речь ведёт Журналист, и ответить как минимум «в тему».
Но Анатолия реакция антипатичной ему женщины волновала очень мало. Он «токовал» о своём.
– Леонид счастлив, а вы мне поверьте – этот человек, несмотря на профессию, умеет радоваться жизни во всех её проявлениях. С юных лет – всему. От уведённой со студенческого вечера «царицы бала» до купленной за трояк у алкоголика книжки, которая у знающего букиниста нормально стоит не одну сотню. Я даже название той книги помню, хоть было это, скорее всего, до вашего рождения.
Мы с Генрихом (это он так Писателя назвал, полным именем, немедленно это пояснив) с самого начала были на вашей стороне и, если б от нас зависело, идею самого тесного союза с той Россией, вплоть до конфедерации, приняли бы безоговорочно. По поводу Мятлева были самые серьёзные сомнения. Мы не успели обсудить проблему в «узком кругу», договориться о совместной позиции, но считали, что комплот Президента, Мятлева и других товарищей, владеющих «конкретными» профессиями, нам вдвоём не разрушить.
– А почему вы сказали – «конфедерация»? Отчего сразу не «Федерация»? Или просто – «двуединая монархия» вроде бывшей Австро-Венгрии. Нераздельно и неслиянно. Каждая из Россий будет считаться по отношению к другой «заморской территорией», с равными правами «суверенных правителей» и общим, объединяющим всех подданных «высшим законом».
Людмила слегка увлеклась. Подобных деклараций ей Фёст произносить не поручал. Но ей нравилось мыслить геополитически гораздо больше, чем любой из подруг. У Фёста, наверное, нахваталась, а скорее – у Секонда. С виду (не сейчас) – типичная «блондинка», а в душе не то Екатерина Великая, не то Маргарет Тэтчер.
Она не сразу заметила, что Анатолий смотрит на неё как-то слишком пристально. Ни её словами не мог быть вызван такой взгляд умудрённого двадцатью годами репортёрской деятельности и жизнью в «серпентариях», именуемых «редакциями», человека, ни нынешней внешностью.
– Зачем форсировать события? – мягко спросил он. – Мы не дошли даже до нормального союзнического договора. Всему своё время. Будем делать всё от нас зависящее в рамках возможного. Но я сейчас хотел спросить о другом, если вы не сочтёте это нескромностью. Наш друг Леонид, когда писал записку, был слегка «подшофе»[33]?
– Не знаю ваших градаций, но три больших рюмки коньяка за завтраком он выпил.
– Для него это и есть «подшофе». Не пьян, но в слегка приподнятом состоянии мыслей. Иначе он не написал бы следующей, непосредственно к делу не относящейся фразы, позвольте я процитирую: «Остерегайся чар Л, с которой ты сейчас общаешься. Она, как и её подруга, – настоящие Цирцеи[34]. Это приятно, но отвлекает от работы».
Людмила засмеялась. Анатолий печально вздохнул.
– Мне бы хотелось увидеть вас в истинном облике. Ваш грим безупречен, но нельзя на него полагаться, сидя полчаса на расстоянии вытянутой руки от такого прожжённого журналюги, как я. Моя профессия – видеть людей насквозь и при нужде выворачивать наизнанку. До самой души, если она есть. Ваша маскировка годится на улице, в метро, в обществе поглощённых только собственными интересами и заботами людей. Я не хвалюсь, но я – проницательный человек. Что тут первично, профессия или генотип, рассуждать не будем. Вы сумели «держать маску» ровно семь минут…
Анатолий снова взглянул на часы. Это у него было вроде нервного тика или профессиональная привычка – контролировать текущее мимо него время с точностью плюс-минус пять минут. Мало ли зачем пригодится.
– Неужели? – Вяземская состроила одну из самых неприятных гримас, допускаемых обликом.
Теперь засмеялся Анатолий:
– Всё! Наваждение давно закончилось, и ваши попытки «продолжать роль» выглядят как прощальный монолог Офелии в исполнении доярки из колхозной самодеятельности. Даже если бы я не обладал собственной наблюдательностью, слов такого Казановы, как наш Лёня, да ещё сказанных в подпитии, вполне достаточно. Невозможно представить камрада Мятлева, специально, подчёркиваю, специально предупреждающего своего друга, втянувшегося в авантюру с неясными последствиями, не об опасности от настоящих врагов, а о той, что исходит от чар вполне неприятной женщины.
Тут вы очень здорово в стиль моего восприятия попали. Я даже в метро стараюсь на таких, как вы сейчас, не смотреть в целях сохранения душевного равновесия. И сразу крепко задумался, искоса вглядываясь в сидящую передо мной мымру – что бы Лёнины слова могли значить? Шифровка, да?
Боже ж ты мой, думаю, фигура у этой барышни обалденная, никаким прикидом не скроешь, а жесты, голос, интонации, взгляд!
Просто поразительно, как едва ли не впервые попавшая в наш мир молодая девушка сумела сконцентрировать в своём облике почти весь негатив нынешней жизни. Разве что у вас нашёлся очень талантливый консультант. Одному он вас не научил – некрасивая, потрёпанная жизнью тридцатилетняя женщина не в состоянии говорить голосом, от которого хочется «достать чернил и плакать». В какой-то момент почти физически захотелось потянуться рукой и сорвать с вас эту нелепую маску…
– И увидеть прекрасное лицо принцессы из сказки, – продолжила Людмила. – Увы, ничего не выйдет. Что есть, то есть, остальное – плод вашего излишне художественного воображения. О Мятлеве ничего не могу сказать – он у нас действительно нашёл себе девушку по вкусу. Но даже она – не Цирцея. «Валькирия», при условии, что Леонида можно считать героем…
Разговор увял, обсуждать больше было нечего, раз собеседница решительно от этой темы уклонилась. Анатолию, в конце восьмидесятых годов отдавшему на чёрном рынке больше месячной зарплаты за двухтомник «Мифы народов мира» и досконально его изучившему, намёк на «валькирий» и прочее, с ними связанное, даже несколько испортил настроение.
– Суть в чём, – вернулась Вяземская к тезисам Фёста. – Буквально через два-три дня мы хотели бы устроить очередную встречу с вашим Президентом. В узком кругу, без Императора и его сатрапов. За это время вам следует настроить нужным образом остальных своих друзей. Финансисту скажите, что вопросы его компетенции могут быть решены в один день.
– Это, простите, как? – не понял Журналист.
– Элементарно. Ваша РФ одномоментно выплачивает все внешние долги за счёт пресловутых «валютных резервов», состоящих из раскрашенной резаной бумаги, акций и прочих иностранных обязательств. Все и сразу, я подчёркиваю. Этим самым она навсегда избавляется от экономической и политической зависимости. Если на другой день рухнет мировой рынок, финансовый я имею в виду, обесценятся доллар и евро до уровня инфляции двадцатых годов прошлого века – так и хрен бы с ними. Не менее ёмкие рынки сбыта имеются на нашей стороне, и с куда более разумными основами. Наше и ваше государство вполне соответствуют словам Пушкина: они «простой продукт имеют». Начнём торговать только на золото и на рубли. Хочешь в России что-нибудь купить, от нефти до хлеба и оружия – продай нам чего-нибудь интересного за наши «раскрашенные бумажки». Или – предоставь «платные услуги». Всё как на обычном рынке и даже восточном базаре. Вот тогда рубли будут рвать из рук везде, от Гонконга до Патагонии. А вы – включать печатный станок по мере надобности или под настроение.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
