Книга Снафф - Чак Паланик

Чувак, который с тряпичным зверем, стоит ко мне боком и отворачивается в другую сторону. Думает, я ничего не вижу. Не вижу, как он вынимает изо рта с накрашенными губами пережеванный использованный гондон. Какой-то гондон, который он снял с себя или подобрал на съемочной площадке. Не знаю и знать не хочу. Я видел достаточно гейского порно, и меня вовсе не удивляет, что эти ребята едят свою собственную малафью. И не только свою.

Малыш показывает ему две таблетки: для стояка и с цианистым калием.

Чувак, который с тряпичным зверем, тычет пальцем в одну из них. Пожимает плечами и говорит:

— Наверное, эта.

Шейла стоит, держит дверь открытой. Свет со съемочной площадки слепит нам глаза. Шейла говорит:

— Номер 72, пожалуйста, поднимитесь наверх…

Малыш отдает чуваку его тряпичного зверя, пропитанного мочой. Пальцы мальчика — в черных разводах. Его бицепсы, и широчайшие мышцы, и косые мышцы живота — в пятнах сине-черного цвета. В пятнах цвета пораженных тканей при саркоме Капоши, рака педрил. На руке малыша истекают чернилами имена Барбры Стрейзанд и Бо Дерек. Малыш, номер 72, говорит:

— Спасибо.

У меня перед глазами проходит вся моя жизнь — там, на экранах вверху. На одном из них я — президент. Еду в какой-то машине с откидным верхом. Засаживаю свой инструмент поочередно то в первую леди, то в Мэрилин Монро, пока мне не вышибают мозги метким выстрелом. На другом телеэкране, я — подросток, разносчик пиццы. Принес заказ «с дополнительной салями» в университетский женский клуб.

Малыш, номер 72, поднимается по лестнице. Туда, где ждет Шейла, стоя у распахнутой двери. На верхней ступеньке он останавливается и на секунду оглядывается. В окружении яркого света он кажется особенно худеньким. Малыш кладет что-то в рот и запрокидывает голову. Шейла протягивает ему пластиковую бутылку с водой, полную наполовину. Малыш пьет, и каждый глоток отзывается взрывом пузырьков в бутылке. Дверь закрывается. Все, его больше не видно.

Чувак с тряпичной зверюгой опирается о край буфетного стола.

Я подхожу ближе и спрашиваю: а твой папа когда-нибудь беседовал с тобой о сексе?

Чувак с тряпичной зверюгой, он говорит:

— Не дашь мне на пару секунд свой мобильник? Я спрашиваю: для чего?

Чувак шарит рукой по столу, берет гондон, кладет его в рот, жует пару раз и выплевывает. Он говорит:

— Хочу вызвать подкрепление.

Разумеется, у меня есть мобильник. В спортивной сумке. Я отдаю ему телефон и рассказываю о том, что, когда я учился в университете, у меня была девушка по имени Бренда, очень красивая и сексапильная, но при этом — настоящая леди.

Чувак с тряпичной зверюгой подносит мой телефон к самому носу, оставив лишь небольшой зазор, чтобы нажимать пальцем на кнопки. Щурясь и морщась, он говорит:

— Я слушаю…

На телеэкране над нами: я, старый хрыч, употребляю какую-то молоденькую медсестру-волонтерку в доме престарелых. В то же самое время, на другом телеэкране, я — бойскаут из младшей дружины — заправляю вожатой.

Я рассказываю о том, как мечтал прожить с Брендой всю жизнь: мы с ней поженимся, у нас будут дети, мы купим собственный дом и состаримся вместе. Мы будем вместе всю жизнь, в горе и в радости, и вообще. Я был влюблен. По-настоящему. Я так сильно ее любил, что даже ни разу не попытался трахнуть. Ни разу не попросил дать мне пососать ее грудь. Ни разу не попытался засунуть руку ей в джинсы. Мы с ней любили друг друга. Любили и уважали.

Чувак с тряпичной зверюгой говорит в телефон:

— Ленни?

Свободной рукой он по-прежнему держится за край стола.

Он говорит:

— Я хочу сделать срочный заказ.

Это было на втором курсе. Я любил Бренду так сильно, что показал ее фотку папе.

И вот что было дальше: папа взял фотографию. Посмотрел, покачал головой. Потом вернул мне фотографию и сказал:

— Как у такого придурка, как ты, могла появиться такая роскошная девчонка?

Папа сказал:

— Эта цыпочка — не для тебя. Тебе до нее, как до неба.

А я сказал, что хочу на ней жениться.

На одном из экранов я — солдат, который спасается на Гавайях от японских бомбардировок и пялит гавайских красоток в «От нее к вечности».

Чувак с тряпичной зверюгой говорит в телефон:

— Я хочу заказать эскорт. Прямо сейчас. Мужика с крепким членом. Возраст, цвет кожи — это не важно. Главное, чтобы у него гарантировано стояло.

Он говорит:

— Нет, это я не себе. Он говорит:

— Все-таки я еще не на грани отчаяния.

Когда я сказал, что собираюсь жениться на Бренде, мой старик улыбнулся. Улыбнулся, приобнял меня за плечи и спросил:

— Ты ей уже засандалил?

Я покачал головой. Нет. И папа спросил:

— Хочешь, я тебя научу, как сделать, чтобы девочка не залетела? Надежное средство!

Чувак, который с тряпичным зверем, замечает, что я смотрю на него, и говорит в трубку:

— Ты рассказывай. Я слушаю, честное слово… Папа сказал мне, что в древности, когда еще не изобрели презервативы, и гормональные таблетки, и всякие там колпачки и спиральки, в древности, если мужик не хотел, чтобы его женщина забеременела, он делал так: после того как он спустит, он чуть-чуть сикал в женщину, не вынимая из нее свой член. Самую капельку. Ну, может быть, пару капель. В моче содержится кислота, которая убивает сперматозоиды.

Так сказал мой старик.

Ну, чтобы я поссал в Бренду.

Он сказал, что она ничего не почувствует и не узнает.

Папа сказал, что это такая мужская хитрость, о которой каждый заботливый отец непременно рассказывает своему сыну. Своего рода наследство, передающееся из поколения в поколение, и если у меня когда-нибудь будет сын, то, когда он подрастет, я передам этот секрет ему.

Тот год, когда я учился на втором курсе — последний счастливый год в моей жизни. У меня была девушка, которую я любил. У меня был папа, который любил меня.

Чувак, который с тряпичной зверюгой, говорит в телефон:

— Пятьдесят баксов, а ты сам решай: либо да, либо нет.

Он смеется и говорит:

— У тебя наверняка есть какой-нибудь неудачник, может, какой-нибудь наркоман, которому явно не помешает лишний полтинник…

В ту ночь, когда мы с Брендой наконец занялись любовью — это было волшебно. Мы расстелили одеяло под деревом, усыпанным мелкими розовыми цветами. Над нами были цветы и звезды. Я принес бутылку шампанского, которую папа вручил мне специально по этому случаю. Бренда испекла печенье с шоколадной крошкой. Мы слегка опьянели и занялись любовью. Не так, как в фильмах, где член и влагалище сходятся в смертельной схватке, бьются, долбятся и хлопают друг о друга. Нет, это было похоже на нежный сон. Как будто наши тела разговаривали друг с другом всей кожей. Мы узнавали друг друга через запах, вкус, прикосновение. Говорили о том, что не умели сказать словами.