Куда ж тебя понесло, дуреха!..
– И если бы не бдительность этих достопочтенных горожанок, – пухлая рука указала на бдевших по бокам от девушки теток, которые взирали на люд с чувством хорошо выполненного долга, – Хмел мог лишиться самого дорогого – портянки святого Икития!
Располневшая молодуха с жиденькой рыжей косицей выпятила плоскую грудь. Жилистая бабка на полусогнутых подбежала к толстячку и что-то негромко проскрипела. Ее слова потонули в окружающем шуме.
После некоторой заминки бургомистр продолжил:
– Как правильно подметила достопочтенная Китра, – благосклонный кивок в сторону старухи, – нашей благодарности достоин еще один герой – внук этой уважаемой рены Ерлик.
Рекомый взбежал на помост, поигрывая мускулами обнаженного торса. Толпа взорвалась одобрительным ревом. Герой, обладающий к прочим достоинствам смазливой физиономией, расточал улыбки. Легкими мотыльками над площадью закружили восхищенные девичьи вздохи.
Теперь мне стало ясно, как совершили подвиг по поимке Эоны не слишком героического вида тетки.
Тут на передний план вышел священник.
– Чада мои, – пробасил он, простирая руки над паствой, – как мы покараем мерзостную ведьму?
– Сожжем! – в едином порыве заревела людская масса.
Девушка в ужасе вскинула голову и задергалась, тщетно пытаясь выпутаться из веревок. Исцарапанное лицо, некогда светлые, а сейчас серые, всклокоченные волосы, безумные глаза действительно делали ее похожей на ведьму. Глядя, как она что-то мычит в кляп, а слезы бегут по грязным щекам, мне самой хотелось разрыдаться и броситься к непутевой подруге.
«Но будет ли от этого толк?» Не будет. Даже если бы я смогла использовать Неотразимую против горожан, меня просто сомнут числом…
Поэтому я, прикусив губу до крови, не двигалась с места.
– Однако, – снова взял слово бургомистр, – отец наш Небесный заповедал прощать нечестивцев, давая им возможность искупить свои грехи. Блюдутся ли в нашем городе заповеди Его?
Ответы городского населения прозвучали вразнобой и не столь уверенно, как предшествующий приговор. Оратор, милостиво не заметив произошедшей заминки, с превосходством посмотрел на своего антагониста.
– Да разве раскается в грехах своих ведьма нечестивая? – скривился святой отец.
– Согласна ли ты покаяться, дева? – повернулся к Эоне градоправитель.
Девушка, не в состоянии ответить, просто закивала.
– Согласна ли ты искупить дела непотребные свои?
Опять затравленный кивок.
– Согласна ли ты принести жертву во имя Единого и добровольно направиться к астахе?
И тут меня озарило. Если бы со всех сторон не зажимали люди, я бы хлопнула себя по лбу. Игра в злого и доброго полицейского – вот что изображали на деревянных подмостках священник на пару с бургомистром. А следом припомнилось, что такое или кто такой астаха.
Что ж, присоединимся и мы к этой талантливой труппе провинциального балагана…
– Ми-и-илостивые-е-е государе-е-е! Го-о-осподом Единым прошу-у-у, поми-и-илосе-е-е-рдствуйте-е-е…
ГЛАВА 10
За спиной хищно лязгнула дверь подвала, укрывая от меня щедро поливаемый дождем кусок мира. Хорошая такая дверь. Массивная, прочная – солидная, одним словом. И уличного шума не слышно, и до стражи с первой попытки не докричаться.
Усталые плечи с облегчением избавились от гнета сумок. Не решаясь спуститься ниже, в стыло-влажную, пахнущую плесенью и прогорклым маслом тьму, я присела на верхнюю ступеньку, предварительно постелив на нее сложенный вчетверо плащ. На ощупь нашла и вытащила из рюкзака кулек со сладкими рогаликами, под шумок выклянченный у лоточника по дороге сюда. От одуряющего медового аромата сдобы помутилось в голове, а слюна чуть с подбородка не закапала. Осторожно надкусывая крошащийся приторно-сладкий рогалик, я пожалела, что не додумалась выпросить еще и фляжку с водой.
Впрочем, всего не предусмотреть, и это не самый плохой вариант развития событий, принимая во внимание все произошедшее.
Никогда бы не подумала, что могу так громко и жалостливо орать. Чего от безысходности не сделаешь!
– Ми-и-илостивые-е-е государе-е-е! Го-о-осподом Единым прошу-у-у, поми-и-илосе-е-е-рдствуйте-е-е. – Завывая подобным образом, я юркнула между впечатленными моим вокалом стражниками.
Воспользовавшись всеобщим замешательством, я вскарабкалась на помост и бухнулась в ноги бургомистру. Тот мужественно устоял на месте, только в испуге заколыхалось обширное пузо. А вот находившийся неподалеку герой дня, смазливый Ерлик, отскочил к бабушке за спину. От неожиданности, наверное.
С некоторой заминкой подоспела верная охрана и дернула меня вверх, заламывая руки. От боли аж слезы брызнули.
– Ой-ой-ой! Не винова-а-а-ты-ы-ый я-а-а-а, сиротка-а-а горемы-ычны-ы-ый. Ве-е-едать не ве-е-еда-а-ал! Зна-а-ать не зна-а-ал. – Мое нытье не снижало громкости, а, наоборот, набирало силу. – Пожалейте обездоленного, люди добрые-е-е!
Градоправитель поморщился и махнул пухлой рукой стражникам: мол, выкиньте этого убогого с помоста, чтоб под ногами не путался, общению с народом не мешал.
– Пока-а-я-а-а-ться-а-а хочу-у-у! – в отчаянии возопила я, упираясь ногами в доски. – Ве-е-едьма-а-а проклятая-а-а с пути-и-и и-и-истинного сбила-а-а…
Надежды на действенность воплей у меня было немного, но все-таки это сработало. Бургомистр замер и быстро переглянулся со священником.
– Отпустите отрока, – пробасил святой отец, шагнув в мою сторону. – Пусть покается в грехах своих.
Стражники, волочившие меня к спуску с помоста, нехотя повиновались, а я, лишившись их болезненной поддержки, снова распростерлась ниц, теперь уже в ногах у служителя Единого:
– Благодарствую, святой отец, заступник сирых и убогих, спаситель покинутых и обездоленных, светоч в темном царстве неверия…
– Полно, полно, юноша, – прервал мое чересчур восторженное покаяние бургомистр. – Поднимайтесь и толком все расскажите, а то вы вконец отца Тидока засмущали.
Глядя на последнего, и не скажешь, что священнику это было неприятно, скорей уж зависть одолела градоправителя.
Я поднималась нарочито медленно, страдальчески охая, исподтишка пытаясь оценить сложившуюся обстановку. В толпе активизировались торговцы сладостями, калеными орехами и бражкой. Народ в предвкушении увлекательного зрелища сметал с лотков все подряд.
«Публика – самая благодарная». Согласна.
Начнем.
– Достопочтенные горожане! – Придерживая мятую шляпу, я поклонилась в пояс, чем заслужила одобрительные взгляды. – Сирота я неприкаянный, мамку, папку волкодлаки сожрали, окаянные. Достался я, дитятко неразумное, на воспитание тетке, сестре отца сводной, да муженьку ейному, силушкой не обделенному…
