метели.
Гордыня Семовита пострадала, только не посмел он проявить неуважения к Авданцу. Трудно было винить и плохую погоду. Так что Семовит проглотил случай с неудачным торжеством, как проглатывают не совсем дожаренное мясо. Ведь в качестве утешения у него имелась корона юдекса — он стал теперь судьей своих братьев. Он польстил своему тщеславию, послав гонца к Валяшке к Крушвицу с сообщением, что сделался юдексом, а теперь с нетерпением ожидает рождения великана. Он считал, что именно теперь могли бы начаться пиры, охоты и забавы, украшающие его коронацию — чего требовала от него гордыня. Вот только не позволил на это Авданец, уже на следующий день он потребовал от Семовита, чтобы тот раскрыл перед ним все проблемы, о которых упоминал ранее, будто бы те крайне важные, более важные, чем даже корона.
Откуда бралось то нетерпение Авданца, чтобы случилось то, о чем он мечтал, и чего требовала его гордость? Почему он желал, чтобы уже здесь и сейчас была брошена перчатка Даго Повелителю?
Разное рассказывали потом на эту тему. Одни говорили, что весьма сильно пострадала гордость Авданца, когда пришлось ему надеть корону юдекса на голову Семовиту, и по этой-то причине пер он к тому, чтобы отказать послушание Пестователю, желая мечами Семовита, Палуки и собственными унизить Даго Господина, а потом, убрав с дороги Семовита, самому усесться на троне в Гнезде. Другие говорили, что воспитанный при дворе Арнульфа владетелем, как всякий человек, стремящийся к власти, у Авданца повсюду имелись свои уши и глаза. Вроде бы как, еще в канун выезда в Серадзь получил он из Гнезда сообщение, что прекрасная Зоэ родила до срока Пестователю сына. Умерли и она сама, и этот преждевременно рожденный ребенок. Авданец не верил этому сообщению, но уже во время его пребывания в Серадзи его тайный посланник подтвердил его, прибавив, что похоронив жену по ромейскому обряду, то есть, без сожжения тела, Пестователь погрузился в страшное отчаяние и, покинув Гнездо, как когда-то, когда Зоэ у него похитили, закопался на Вороньей Горе. Так что дорога к трону в Гнезде лежала практически открытой, пи условии, что он объявит Пестователя карликом, прежде чем тот очнется от своего отчаяния и не возвратится в Гнездо. Только не желал Авданец сообщить об этом братьям, равно как и о том, что о делах страны ему известно больше, чем им. Так что Авданец не мог дотерпеть, и нетерпение свое проявлял Палуке и Семовиту. Пока, в конце концов, угрожая, что вот прямо сейчас он покинет дворище в Серадзи, заставил он Семовита, чтобы тот на второй день после коронации пригласил обоих братьев к себе в комнаты, где и выложил бы им свое желание объявить Пестователя лишенным воли карликом.
И не нужно было Семовиту слишком даже силиться, желая настроить братьев к этому делу. Не только они, но и все лучшие люди в стране знали, что уже несколько лет сложно было попасть к Пестователю, а если кто и получал такую возможность, как случилось с Авданцем, такой не слышал ни единого слова из уст своего властителя. От его имени всегда говорили либо Ярота, либо Петронас.
— Отец наш, Даго Пестователь, лишен воли. Страной управляет македонянин, Петронас. Был великаном Даго Господин, а сделался карликом, — заявил Семовит.
И словно единогласный приговор зазвучали слова Авданца и Палуки:
— Пестователь стал карликом.
— Стал Пестователь карликом.
Произнесли они это, не повышая голоса, но поскольку их встреча случилась поздней ночью, когда все дворище уже спало, и только трещали поленья в камине — показалось им, что эти слова громким эхо отразились ри потолка и стен.
А потом в страшной тишине, что повисла после этого, они услышали шаги за дверью и громкий стук. На короткое мгновение они испугались того, что, благодаря своим чарам, услышал эти их слова Даго Господин и появился у их двери. Но в комнату вошла Жива.
Выглядела она перепуганной.
— Простите, что мешаю вам, — промямлила она. Но потом как-то преодолела свой страх и продолжила: — Ко мне прибыл посланец из Познании. Говорит он, что несколько дней назад умерла Зоэ, родив Пестователю мертвого сына. Пестователь впал в отчаяние и отправился на Воронью Гору, чтобы предаться там искусству чар. И вроде как, его вождь, Петронас, объявил в землях, которыми Пестователь владеет, чтобы все, способные носить оружие, прибыли в Гнездо. Петронас уже знает, что вы, три великана, встретились и желаете решать дела всей страны. Давайте разъедемся поскорее, ведь он в любой день появится здесь со своими воинами и, лишив нас жизни, объявит себя властителем в Гнезде.
Перепугался Авданец, поскольку у него была только сотня воинов. Страх охватил и Палукой, поскольку даже пятьсот воинов показалась ему слишком малой армией для сражения с младшей дружиной Пестователя под предводительством Петронасом. Один лишь Семовит не показал страха. Под Серадзем в шалашах и шатрах была у него вся его армия, которую он вывел из Градов Червенских.
— Не пугай нас, Жива, — заявил Семовит. — Никто не начинает войну, когда дороги и лес засыпаны толстым слоем снега. Здесь у меня больше воинов, чем у Петронаса. Да и кто поддержит его в борьбе с сыновьями Пестователя? Окажется он самозванцем, и ни один его воин не обнажит против нас свой меч.
Авданец справился со своим страхом, и тут пробудился в нем разум.
— Не один только глубокий снег не способствует войне с нами, — сказал он. — Без приказа Пестователя не может начать Петронас войны с сыновьями Даго Повелителя.
— Пестователь лишен воли, — заметил Семовит. — Так что Петронас без труда сошлется на волю Пестователя и будет ее исполнителем.
— А по какой причине должен он был бы с нами воевать? — удивился Палука. — Мы же ничего плохого не сделали. Семовит стал юдексом, вот и все.
Даже Жива с прискорбием слушала глупые слова Палуки.
— Разве не знаешь ты, господин, — обратилась она к нему, — что Петронас — это хитроумный ромей, который давно уже догадывается о том, что вы желаете отцовской власти?
— А ты, госпожа, откуда это знаешь? — спросил у нее Авданец.
Та только пожала плечами.
— Да все об этом говорят. Когда я ехала сюда, же до меня дошли слухи, что Семовит, захватив Грады Червенские, решил сесть на троне в Гнезде.
Семовит опустил голову. Жива сказала правду. О своих замыслах он разговаривал с князем Ляхом, хвастался перед многими из своих воинов. Известия про его планы могли дойти до Пестователя и Петронаса. Это как раз Семовита Петронас имел право объявить
