Пятая ночь. По-настоящему жить здесь и сейчас
Чрезмерная застенчивость подавляет личность
ФИЛОСОФ: Прошло немало времени, не так ли?
ЮНОША: Да, последний раз я приходил около месяца назад. С тех пор я много думал о значении чувства общности.
ФИЛОСОФ: И что ты теперь о нем думаешь?
ЮНОША: Это определенно привлекательная идея. К примеру, ощущение принадлежности и понимание того, что ты находишься на своем месте. Думаю, это блестящее наблюдение над нашей социальной природой.
ФИЛОСОФ: Это блестящее наблюдение, но…
ЮНОША: Забавно, что ты поймал меня на слове. Это правда, у меня остаются кое-какие вопросы. Начну прямо: я не представляю, что делать с твоими упоминаниями о Вселенной и подобных вещах. По мне, все это сильно попахивает религиозным культом, и я не могу избавиться от этого ощущения.
ФИЛОСОФ: Когда Адлер впервые провозгласил концепцию чувства общности, она вызвала сильное противодействие по сходным причинам. Люди говорили, что психология должна быть наукой, в то время как Адлер рассуждал о человеческой ценности и достоинстве. Они утверждали, что это не наука.
ЮНОША: Поэтому я, со своей стороны, пытался уяснить, почему я не понимаю твоих слов. Думаю, проблема заключается в порядке вещей. Когда ты заводишь речь о Вселенной и неодушевленных предметах, о прошлом и будущем, я теряю из виду нить рассуждений. Вместо этого нужно твердо придерживаться понятия личности. Далее, следует обдумать вопрос двусторонних отношений – то есть межличностных отношений типа «я и ты». А после этого уже можно рассуждать о большом обществе.
ФИЛОСОФ: Понятно. Это хороший порядок вещей.
ЮНОША: В первую очередь, я хочу спросить о привязанности к себе. Ты утверждаешь, что человек должен избавиться от привязанности к своему «я» и переключиться на «заботу о других». Я согласен, что забота о других – это важное дело. Но как бы то ни было, мы беспокоимся о себе и постоянно смотрим на себя.
ФИЛОСОФ: Ты думал, почему мы беспокоимся о себе?
ЮНОША: Да. Например, если бы я страдал нарциссизмом – был бы влюблен в себя и увлекался только собой, – возможно, это упростило бы ситуацию. Твое наставление «больше заботиться о других людях» выглядит совершенно здравым. Но я не самовлюбленный нарцисс, а реалист, который ненавидит самого себя. У меня нет уверенности в себе, поэтому я чрезвычайно застенчив.
ФИЛОСОФ: И когда ты ощущаешь чрезмерную застенчивость?
ЮНОША: Например, на собраниях. Мне очень трудно поднять руку и что-то сказать. Я думаю о бесполезных вещах, например: «Если я задам этот вопрос, то, наверное, они будут смеяться надо мной» или «Если мое замечание окажется неуместным, я буду выглядеть глупо», и так далее. Честно говоря, я колеблюсь, даже если могу рассказать смешной анекдот. Каждый раз моя застенчивость включает тормоза, и на меня словно надевают смирительную рубашку. Застенчивость не позволяет мне вести себя непринужденным образом. Но я даже не собираюсь обращаться к тебе за ответом. Уверен, что он будет таким же, как всегда: наберись мужества. Но знаешь, такие слова бесполезны для меня, поскольку это не вопрос мужества.
ФИЛОСОФ: Понятно. В предыдущий раз я давал обзор чувства общности, но сегодня мы копнем глубже.
ЮНОША: И куда это нас приведет?
ФИЛОСОФ: Мы подойдем к вопросу о том, что такое счастье.
ЮНОША: О! Значит, счастье выходит за рамки чувства общности?
ФИЛОСОФ: Нет нужды торопиться с ответами. У нас с тобой неспешный диалог.
ЮНОША: Ну, хорошо. Тогда приступим к делу!
Не самоутверждение, а здравая самооценка
ФИЛОСОФ: Прежде всего рассмотрим твои недавние слова о том, что застенчивость тормозит тебя и не позволяет вести себя непринужденным образом. Пожалуй, многие люди сталкиваются с подобными затруднениями. Поэтому давай снова вернемся к источнику и подумаем о твоей цели. Что ты пытаешься выгадать, когда ставишь препоны непринужденному поведению?
ЮНОША: Это искреннее желание не подвергаться насмешкам и не выглядеть дураком в глазах окружающих.
ФИЛОСОФ: Иными словами, тебе не хватает уверенности в собственной непринужденности, то есть в свободе вести себя естественно, не так ли? И ты сторонишься межличностных отношений, в которых можешь просто быть самим собой. Но я готов поспорить, что, когда ты остаешься дома один, то громко поешь, танцуешь и говоришь оживленным голосом.
