От Карины ее мысли перешли к салону «Золотая шпилька», где она побывала вчера днем. Надо же, участковый был прав: Карина и ее подруги по работе действительно детективы. Особенно ее поразила Любочка, которая, быстро орудуя ножницами и расческой (Ольга Васильевна решила, что не станет являться в салон только для разговора, как бедная родственница, и может один раз позволить себе дорогую стрижку), задавала удивительно точные и дельные вопросы. А потом она быстро и четко изложила другим девушкам суть дела и распределила обязанности по расследованию. И подстригла вахтершу, между прочим, очень здорово!
Ольге Васильевне тоже досталось поручение — собирать сплетни и слухи. Занятие не из приятных, но она же понимает, что важная информация может прийти из самых неожиданных источников. В этом смысле ее напарница Изольда Ивановна — просто кладезь сокровищ, тем более что она старшая по дому и знает подноготную всех жильцов. Завтра, когда Изольда явится ее сменять, Ольга Васильевна не уйдет сразу, а посидит и послушает ее рассуждения. Вот если бы еще знать, о ком из жильцов надо собрать сведения, было бы легче. Но про Мурата Гусейновича Ольга Васильевна и так знает достаточно, Карина не в счет, а больше никто в этой истории не замешан.
Размышляя о своей роли в расследовании убийства и появления трупа на лестничной площадке, Ольга Васильевна незаметно задремала, откинувшись на спинку стула. Проснулась она от стука остановившегося лифта. Этот звук, практически постоянный в дневное время, среди ночи раздался громко и неожиданно. Ольга Васильевна встрепенулась и открыла глаза. Телеэкран тихо гудел, показывая лишь разноцветные вертикальные полосы, которые ее муж называл пижамой: «Смотри, уже первый канал пижаму надел, спать пора».
На круглых настольных часах было без четверти четыре, а заснула она, вероятно, около часа ночи. Интересно, кто это решил покататься на лифте в столь неподходящее время?
Двери лифта между тем разъехались, по вестибюлю зазвучали неторопливые шаги. Выглянув в окошко, Ольга Васильевна увидела пенсионера Юрия Павловича, который шел к выходу с небольшим рюкзаком на одном плече. Тоже мне, путешественник!
— Юрий Павлович, вы куда это, никак за грибами? — решилась пошутить вахтерша Морозова, хотя обычно она не задавала жильцам таких бесцеремонных вопросов. Это была прерогатива Изольды Ивановны, стремившейся на каждом шагу проявлять бдительность.
— В пансионат еду, — ворчливо ответил пенсионер.
— А что ж это среди ночи? Да и на чем вы поедете? — не унималась Морозова. Ничего не поделаешь, чтобы все знать, надо быть немножко Изольдой.
— Машину прислали, — сказал Юрий Павлович, останавливаясь перед окошком, хотя вовсе не обязан был отвечать на назойливые вопросы, — по нашим ветеранским каналам. А ехать далеко, в Сергиев Посад, вот и отправляюсь с ранья. Все равно сон стариковский недолгий. Вот и ты же не спишь.
— Ну, счастливо вам отдохнуть, — пожелала Ольга Васильевна.
Пенсионер хлопнул дверью, а она встала, потягиваясь, разминая затекшие от долгого сидения косточки. Везет же людям! Кто бы ей дал путевку в санаторий, хотя и среди зимы, да еще машину прислал. Она бы тоже, пожалуй, вскочила ночью ради такого счастья.
Пенсионер был прав про недолгий стариковский сон — спать действительно больше не хотелось. Ольга Васильевна пошла ставить чайник, по дороге размышляя о том, что забота о ветеранах сейчас хоть куда — подают персональную машину и везут в ночное время аж до самого Сергиева Посада. Это почти три часа, как раз к утру Юрий Павлович и доберется. А внимание к ветеранам понятно — осталось их совсем немного, и с каждым годом становится все меньше, уходит военное поколение…
Она задумалась, сколько лет может быть Юрию Павловичу. Никак не меньше семидесяти восьми, даже если восемнадцать ему исполнилось в последний год перед Победой. Сейчас все уравнены в правах, даже те, кто по молодости успел повоевать лишь несколько месяцев. И правильно: война — она и есть война. А он выглядит совсем неплохо и живет один, справляется без посторонней помощи. А может, ему кто-то помогает, об этом наверняка знает Изольда.
— Юрий Павлович — это с пятого этажа? Грибоедов? — уточнила Изольда, к которой она утром как бы между делом подкатила с вопросами. — Такая у него фамилия знаменитая, представьте себе. Да, он часто ездит в военный санаторий или пансионат. Машину ему прислали, надо же! Ну, у них, у афганцев, на это возможности есть.
Поймав удивленный взгляд Морозовой, она удовлетворенно кивнула:
— Ну да, он афганец, бывший офицер, воевал в Афганистане. А вы что думали?
— Я думала, он ветеран войны, — растерянно пробормотала Ольга Васильевна.
— Правильно. Он и есть ветеран войны в Афганистане. По закону солдаты и офицеры, исполнявшие свой интернациональный долг в зоне военных действий, пользуются теми же льготами, что и ветераны Великой Отечественной войны. Я считаю, что это правильно. Страна их послала туда, в них стреляли, убивали, ранили. За это положены льготы.
— Так он, выходит, не старый! — протянула Морозова. — И не пенсионер?
— Пенсионер. Получает военную пенсию. Я же говорю, бывший офицер, они на пенсию выходят рано. Кстати, он и не особенно молодой, лет ему около шестидесяти, примерно как нам с вами.
— Он иногда все лето в каких-то санаториях проводит, — с удовольствием развивала свою мысль Изольда Ивановна. — Я ему говорю: «Юрий Павлович! Сдали бы квартиру, все равно простаивает». Нет, говорит, не хочу чужих в свой дом пускать. Ну и зря, я считаю, был бы хоть какой доход.
— Кому же можно сдать квартиру на три месяца? — усомнилась Ольга Васильевна.
— Ой, да что вы говорите! Кому угодно! Мало ли приезжает сезонников или каких-нибудь узбеков с дынями. Снимут за милую душу!
Ольга Васильевна уже собиралась уходить, поскольку разговор становился непродуктивным, но последняя реплика Изольды навела ее на новую мысль.
— А ведь в нашем доме много квартир сдается, — сказала она, снова присаживаясь.
— Достаточно, — согласилась Изольда, — портят дом. Снимают-то сейчас в основном все приезжие, да с Кавказа. Вот Леонид Викторович, я вам позавчера про него рассказывала, у которого армяне живут…
«Точно, она же рассказывала, — подумала Ольга Васильевна, припоминая какой-то винегрет из дочери, швейцарца и цыган. — Это я просто не слушала, не знала, что может пригодиться. Любочка просила ту начальницу свою выяснить, кто жил раньше в Карининой квартире. А жили там цыгане. Вряд ли у них могли оказаться азербайджанские листовки. Хотя кто их знает…»
— Вот он только нацменам сдает, — продолжала Изольда Ивановна. — Причем принципиально. То цыгане были, теперь вот эта армянская пара. Поразительно! Я его как-то спросила так, между нами, — он приходил за домофон платить. Я говорю: «Леонид Викторович, почему вы это делаете? Такой интеллигентный мужчина, прямо аристократ. Неужели вам нравится, что в вашей квартире непонятно кто живет?» И он знаете что ответил? Я, говорит, с русского человека, со своего брата, денег брать за проживание не могу, совесть не позволяет. А с этих — запросто. Вы ведь меня понимаете, Изольда Ивановна? Вот как!
