На покрывала кладет, что от раковин алых сидонских, Ложа подругой ее называет, склоненную шею Нежит на мягком пуху, как будто та чувствовать может![63]
Измусолил статую как мог, честно говоря, подробностей писать не буду. И главное, что все у него с «Галатеей» получалось! Поздравим как мужчину. Это особенно интересно с той точки зрения, что после превращения Пропетид в статуи у него прекратило получаться, а вот теперь со статуей, наоборот, начало! Интересный психологический феномен.
Питер ван дер Борхт. «Пигмалион и статуя из слоновой кости». Иллюстрация к изданию «Метаморфоз» Овидия, Christophori Plantini & I. Moretum, Антверпен, 1591. Музей Платена-Моретуса (Антверпен)
Иллюстрации к печатным изданиям традиционно отличаются более тщательным соответствием канве сюжета, чем картины маслом. Ведь в полотно художник обычно вкладывает не только то, что он помнит об истории и ее пересказах писателями Нового времени, но и свои фантазии. Также живописец отражает в картинах свое представление об идеальном. Например, об идеальной любви — что особенно видно в полотнах о Пигмалионе. Иллюстрации же несут служебную функцию, поэтому в первую очередь должны соответствовать тому тексту, который сопровождают.
На этой гравюре из одного из ранних печатных изданий «Метаморфоз» XVI века следование тексту Овидия — буквалистское. В самой непривычной нашему взгляду сцене статуя лежит на кровати, а Пигмалион ее обнимает. В рисунке изображены одновременно три эпизода мифа, как в комиксе, но без разделения рамками. В первой сцене скульптор ваяет, причем статуя лежит на спине, а Пигмалион работает зубилом между ее ног, в чем легко можно усмотреть фрейдистский мотив. Затем взгляд, согласно рефлексу всех правшей, хорошо известному профессиональным художникам, перемещается правее вверх, к постельной сцене. Наконец, в третьей сцене, в верхней части рисунка, Пигмалион изображен в молении перед скульптурой Афродиты, установленной в круглой колоннаде. Любопытно, что Афродита против обыкновения изображена одетой, а не обнаженной — чтобы отличаться от изображения возлюбленной скульптора.
Так бы могло все это продолжаться до самой пенсии, но тут случился праздник Афродиты, которая считала Кипр — свою родину, любимой дачей и поэтому часто заглядывала туда с Олимпа отдохнуть после работы. Пигмалион отправился на ее праздник и высказал просьбу: «Боги, дайте мне, пожалуйста, жену, чтобы она была похожа на эту статую». Как рассказывала потом Афродита в интервью «MTV», ее тронула эта просьба своей реалистичностью и адекватностью, несмотря на то что Пигмалион был в статую очень влюблен, никаких необыкновенных вещей он не попросил, просто — встречи со внешне похожей женщиной.
Богиня любви пожалела влюбленного. Да ведь изначально же она и была виновата, со своими превращениями Пропетид в камень! Молодец, что исправилась. Однако Пигмалиону о своем решении она не сообщила, и он, отправив свое пожелание в никуда, грустно поплелся домой. Там-то статуя и ожила. Но вопреки тому, что рисуют приличные художники, ожившая Галатея не сходила к восхищенному Пигмалиону с пьедестала (третье заблуждение развенчиваем). Нет, все было, как обычно, в его холостяцком распорядке дня: выпив пива и посмотрев сериал, он деловито положил статую на несвежие простыни и стал трогать за всякие места, которые на фото обычно закрывают черными прямоугольниками Малевича.
И тут Пигмалион почувствовал, что кожа чудесным образом теплеет, перестает быть твердой, проминается под его пальцами! Он стал целовать статую в губы (фу, официально это даже называется агалматофилия, она же монументофилия, она же иконолагния, doll fetish, или попросту «пигмалионизм»). Губы, сначала неживые, вдруг приоткрылись и стали поддаваться — Галатея ожила. Ах, такая романтика! Оставим в стороне мысли, что это такое для женщины — начинать свое разумное существование в этой вселенной с того, что какой-то мужик засовывает в тебя язык, а потом, к гадалке не ходи, и прочее свое актуальное делает.
Они поженились (золотое пышное платье невесты — Диор, коллекция осень-зима 1949/1950 года, модель «Venus»), стали жить-поживать и добра наживать. У них родились дети, в том числе мальчик, которого назвали Кинир. Любопытно, что две дочери Кинира, когда выросли, тоже были превращены в камни — в ступени храма богини Геры, потому что хвастались, что они красивее ее. Какие-то нездоровые взаимоотношения с минералогией в этой семье, чисто статистически.
Мораль: иногда все-таки стоит рассказывать психотерапевту о своих маленьких фетишах. Это может вам сохранить много денег и здоровья при последующем общении с врачом-психиатром.
Жан Рау. «Пигмалион в восхищении перед своей статуей», 1717. Музей Фабра (Монпелье)
На полотне французского классициста запечатлен финальный эпизод мифа в целомудренной трактовке — статуя оживает на пьедестале. В небесах парит богиня Афродита, она дотронулась до головы Галатеи, вдохнув в нее жизнь своим прикосновением, поэтому тепло распространяется сверху вниз. Шея и грудь ожившей красавицы розоватые, а вот конечности еще безжизненного зеленовато-белого цвета. Чтобы подчеркнуть этот контраст, художник помещает рядом с Галатеей дополнительных персонажей. Один из амуров — божков любви, изображен позади ее ступни, оттеняя мрамор своими прелестными щечками. За холодную руку статую держит другой крылатый ребенок, однако это не Купидон, а, как можно догадаться по факелу в руках, — Гименей, бог брака. Его присутствие говорит о том, что история увенчается настоящей свадьбой, а не останется просто любовной интрижкой. Над ним изображен второй амур, который тычет пальцем в грудь статуи, чтобы узнать, стала ли она мягкой.
Картина полна множества мелких деталей, которые интересно разглядывать. На постаменте статуи лежат цветы — очевидно, те, что Пигмалион приносил в подарок своей любимой. Третий амур играет с драгоценностями, рядом на полу лежат ракушки — хотя бы в этом художник следует тексту «Метаморфоз». Также на полу изображены инструменты скульптора, а в глубине комнаты открывается перспектива на соседнее помещение — там изображены ученики, одетые в отличие от Пигмалиона по моде XVIII века, которые делают зарисовки с какой-то статуи.
Глава 6. Мужеубийцы
Несмотря на высокую кровожадность древнегреческих мифов, в них практически не встречается сюжет убийства жены ее мужем, даже в случае ее измены. Зато мотив мужеубийства повторяется из раза в раз. Объяснением этому служит концепция, согласно которой большинство греческих вождей периода сложения мифологии были не просто царями, а царями-жрецами.[64] Они получали власть не привычным нам способом — унаследовав от отца, а будучи избранными как самые сильные или самые красивые мужчины. По прошествии срока правления, который на различных территориях мог варьироваться (от 1 года до 12, в зависимости от предпочитаемого астрономического цикла), этого царя-жреца приносили в жертву богам. Причем нередко этот обряд могла проводить его жена-царица — верховная жрица, которая затем брала в супруги следующего претендента, отобранного за выдающиеся достоинства. Следующей царицей, как правило, становилась ее дочь от любого из покойных мужей. В этой же традиции следует искать и истоки даже русских сказок, где приезжий герой из раза в раз получает руку царевны и царство в придачу, как будто братьев у таких невест не рождалось принципиально.
