Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Тут перед ними разверзлась бескрайняя пещера в склоне горы. Подняв пылающий факел, Вельзевул повел ее по длинным тоннелям и извилистым проходам. Наконец они добрались до огромного зала, озаренного бесчисленными светильниками. Стены и потолок пещеры были усеяны драгоценными камнями, грани которых отражали свет. Вдоль стен зала выстроились три сотни серебряных тронов.
– Какое великолепие! – восхитилась царица.
– Это всего-навсего мой второстепенный зал для приемов, – небрежно пояснил Вельзевул. – Сейчас вы увидите мой главный приемный зал.
Распахнув невидимую до этой секунды дверь, он пригласил ее в следующий зал – вдвое больше первого, втрое ярче освещенный, вчетверо богаче украшенный. Здесь вдоль трех стен были выстроены семьсот золотых тронов. У четвертой стены стояли два трона, сложенные из драгоценностей – алмазов, сапфиров, рубинов, огромных жемчужин; царица не могла догадаться, чем они скреплены.
– Вот и мой главный зал, – сказал он. – Один драгоценный трон мой, а другой станет вашим.
– А кто будет восседать на семистах золотых тронах?
– Узнаете, когда настанет время.
При этих его словах величественная фигура, лишь немного уступавшая великолепием самой царице Савской, вошла в зал и заняла первый из золотых тронов. Царица Савская была поражена: она узнала в вошедшей главную жену Соломона.
– Вот не ожидала увидеть здесь ее! – призналась она с легкой дрожью.
– Видите, я обладаю волшебной силой, – сказал Вельзевул. – Одновременно с вами моим словам о том, что Соломон не таков, каким кажется, внимала и она. Поэтому она тоже здесь.
Лишь только он договорил, еще одна женщина, которую царица Савская тоже узнала, помня посещение гарема Соломона, вошла в зал и заняла второй золотой трон. Потом третья, четвертая, пятая, пока не стало казаться, что процессии не будет конца. Так были заняты все семьсот золотых тронов.
– Наверное, вы гадаете, – вкрадчиво молвил Вельзевул, – для кого предназначены триста серебряных тронов. Для трехсот наложниц Соломона, которые уже заняли свои места. Все женщины в этом и в соседнем залах, числом в тысячу, слышали от меня те же слова, что и вы, я всех их убедил, и вот они здесь.
– Вероломное чудовище! – воскликнула царица. – Хватило же мне доверчивости, чтобы оказаться обманутой во второй раз! Отныне я буду править одна, ни у одного мужчины больше не будет возможности меня обмануть. Прощай, мерзкий злодей! Попробуй только сунуться в мои владения! Тебя постигнет судьба, которую ты заслужил своей подлостью.
– О нет, ваше величество, – молвил Вельзевул, – боюсь, вы неверно оценили положение. Я показал вам вход, и один я могу найти выход. Это – обитель мертвецов, и вы будете пребывать здесь вечно. Впрочем, на алмазном троне рядом со мной вам суждено восседать не вечно, а только до тех пор, пока вас не сменит еще более божественная царица – Египетская.
Эти слова ввергли ее в такой гнев, в такое отчаяние, что она проснулась.
– Боюсь, – раздался голос великого визиря, – вашему величеству приснился нехороший сон.
Кошмар Баудлера
Семейное счастье
Господин Баудлер, достойнейший автор «семейного» издания Шекспира[10], которое самая невинная девушка могла прочесть, не покраснев, ни разу не усомнился в пользе своего труда. Однако похоже на то, что в подсознании этого славного шотландского доктора все же звучал слабый насмешливый голосок. У него была привычка по воскресеньям угощать свое семейство, да и самому угощаться, отменным окороком. С окороком подавали вареный картофель и капусту, а на десерт съедался фруктовый рулет. Себя (не семейство) Баудлер баловал умеренной порцией эля. После трапезы он энергично прогуливался. Но однажды повалил мокрый снег, и он позволил себе нарушить традицию и остаться в кресле, запасшись хорошей книгой. Книга была хорошая, но, увы, неинтересная, и он уснул. Вот какой кошмар ему привиделся.
Раньше весь мир верил, да и сейчас многие верят, что Баудлер был воплощением добродетели. Однако в свое время у него самого были причины усомниться в том, что он не обманывает доверие соседей.
В молодости он написал памфлет с осуждением Уайлкса (из «Уайлкс энд Либерти»), которого не без оснований считал вольнодумцем. Уайлкс к тому времени был уже не тот, что прежде, и не мог отомстить с блеском, что сделал бы, естественно, в прежние годы. Он завещал значительную сумму молодому Спиффкинсу с единственным условием: чтобы тот очень постарался обрушить на голову Баудлера всяческие невзгоды. Как ни прискорбно, Спиффкинс без колебаний принял это недобросовестное наследство.
С намерением исполнить требование из завещания Уайлкса он явился к Баудлеру под предлогом связывавшей их якобы дружбы. Баудлер в ту пору наслаждался семейным счастьем: усадив на каждое колено по ребенку, он устроил им скачки по пересеченной местности под крик других двоих своих детей: «Покатай и нас, папочка!» Сменив седоков, он дал вдоволь напрыгаться следующей паре. Пышущая здоровьем, добродушная и улыбчивая миссис Баудлер наблюдала эту беззаботную сценку, не забывая о приготовлении пятичасового чая.
Проявляя несравненный такт, из-за которого выбор Уайлкса пал именно на него, Спиффкинс повел беседу на литературные темы, близкие сердцу Баудлера, и затронул принципы, которыми руководствовался его собеседник, когда объявлял труды великих людей негодными для слабых женщин. Разговор оставался гармоничным, пока чаю не пришел конец. Тогда, поглядывая в открытую дверь на миссис Баудлер, мывшую чашки, Спиффкинс, уже поднявшийся, чтобы уйти, заметил:
– Я впечатлен вашей большой счастливой семьей, дорогой мистер Баудлер, но, тщательно изучив все ваши купюры в сочинениях Эйвонского Барда, вынужден заключить, что эти улыбающиеся детишки обязаны своим существованием партеногенезу.
Багровый от гнева Баудлер крикнул: «Вон отсюда!» – и буквально вытолкал Спиффкинса за дверь. Увы, звон чашек не помешал миссис Баудлер услышать страшное слово. Она понятия не имела, что оно значит, но раз муж так его не любил, то она не усомнилась, что слово это бранное.
Спрашивать мужа о таких вещах она не могла. Его ответ был бы прост: «Дорогая, это значит то, о чем порядочные женщины не думают». Поэтому ей пришлось соображать самой. Про «генез» она, естественно, знала в подробностях, но первая половина чудно́го слова осталась ей неясна. Как-то раз она, набравшись смелости, проникла в отсутствие мужа в его библиотеку, раскрыла «Классический словарь» и прочла там про Парфенон. Значение странного слова от этого не прояснилось. В книге «Бытие» не было ни слова о Парфеноне, а в статье о Парфеноне не говорилось о «Бытии».
Зайдя в тупик в своих изысканиях, она испытала еще больший интерес к этой теме. Прекрасная хозяйка, она стала грешить неряшливостью, потому что ее мысли теперь блуждали далеко. Как-то в среду она даже забыла подать к чаю креветок, чего с ней не случалось с того счастливого дня, когда они с Баудлером сочетались узами брака.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
