Казалось, этому не будет конца. Кашляя от сырости и давясь от рвоты, с пустыми желудками и многодневными запорами, под проливным дождем они строем тащились через сосновый лес в Падильоне. Дождь барабанил по каскам, в ботинки и сапоги натекала вода, струящаяся с плащ-палаток, под чавкающей обувью хрустели шишки. Дэн Джонс со своим отделением был послан в разведку, выяснить, нет ли поблизости немцев. Они прошли вдоль железнодорожной ветки на север к Анцио, откуда било большое орудие, которое британцы успели окрестить «Энни из Анцио». Увидев надпись «Камподи-Карне», они остановились.
– По-ихнему значит «Мясное поле», – сказал мистер Хочкис. – Самое время и место мясцом подкрепиться.
Солдаты поели тушенки с галетами, запивая дождевой водой. Им предстоял долгий путь до полустанка Каррочето. Дэн Джонс не переставая кашлял и совершенно выбился из сил. Они шли вдоль дороги, по обеим сторонам которой чернели голые деревья и виднелись маленькие фермы – крестьяне мотыжили свои клочки земли. Рядовой Пирелли, итальянец по прозвищу Макаронник, чей отец до того, как его интернировали, держал лавчонку в Степни, спросил их:
– Ci sono tedeschi?
И фермеры, подняв свои мотыги, ответили:
– Niente tedeschi.[39]
Пирелли объяснил мистеру Хочкису, что это значит но тот сказал, что за Каррочето, в Априлии, видны три башни, похожие на фабричные трубы, – там и должны быть немцы. Известно, что противник готовится встретить десант, и на фабрике наверняка создано укрепление. Когда они перебежками выходили с полустанка на главную улицу Каррочето, противник начал артиллерийский обстрел со стороны Априлии. Огонь был неточный, но грохот орудий пугал. Возвращались другой дорогой, через обозначенные на карте горы Буонрипозо. Там они впервые с момента высадки наткнулись на сухое место – известняковые пещеры.
Сержант Реккетт велел собрать хворост, развести огонь, сушиться и греться. Мистер Хочкис приказал радисту связаться со штабом батальона. Все продолжали нещадно кашлять.
– Да пошли они подальше, – сказал Боб Соломон, стаскивая с себя мокрое обмундирование и раздеваясь догола. – Пока не просушусь, ни одна падла меня с места не сдвинет.
Развели костер, вскипятили воду и напились чаю со сгущенкой прямо из котелков. Мистер Хочкис дал всем по глотку рома из своей фляжки. Жизнь обрела смысл и уже не казалась адом, несмотря на дождь, перешедший в град. Некоторые, разморившись, задремали.
– Смерть подождет, – сказал, затянувшись сигаретой, Джо Смэдли, – на ангелов я пока во сне полюбуюсь.
Остальная часть батальона присоединилась к ним вечером. Командир третьей роты майор Титтертон сказал мистеру Хочкису, что пещера будет использована под штаб подполковника Макинтоша, а батальон расположится на бивуаке в Камподи-Карне. Батальон придается 24-й гвардейской бригаде, которая будет штурмовать Априлию. Расположится на бивуаке означало приказ окапываться. Вместе с другими батальонными машинами прибыл грузовик с провизией, всем раздали тушенку и ром, чтобы отметить триумфальную высадку в Италии. Кухня разместилась в одной из пещер, до того занятой первым отделением третьего взвода, и оттуда вскоре стали доноситься пьяный гвалт и похабные песни.
До расположения взвода долетали отголоски жестоких боев в Каррочето и Априлии, однако здесь не знали, что в ход там шли и гранаты, и штыки. Дэниел Джонс, мучившийся запором, сидел в кустах, когда мимо прогнали колонну пленных немцев, целую сотню, как он узнал позднее. Его желудку легче от этого не стало. Дэна мутило, он не мог есть и пить среди нечистот и трупов. На его глазах три немецких «тигра» уничтожили целый полк. Априлию возьмут, но сразу потеряют: за тремя башнями, которые они приняли за фабрику, укрывалась туча немцев.
Майор Титтертон повторил третьей роте то, что подполковник Макинтош сказал командирам рот: Каррочето и Априлия очищены от противника, приказано наступать дальше по дороге на Анцио к станции Камполеоне, что в четырех милях к северу от Каррочето по главной ветке железной дороги, соединяющей Неаполь с Римом. Янки наступают параллельно в направлении Чистерны. Саути, из второго взвода, знавший Библию наизусть, сказал, что именно там находились три гостиницы, где римские христиане вышли навстречу апостолу Павлу.
– Очень любопытно, – равнодушно отозвался майор.
Первый батальон Ланкастерского королевского полка был оставлен в резерве. Под основной удар выставили шотландских и ирландских гвардейцев. Дэн Джонс слышал, как они уходили в сторону железной дороги, сопровождаемые кваканьем лягушек и воем шакалов. А когда на небе появилась полная луна, началась мясорубка.
Медпункт находился к югу от расположения батальона ланкастерцев, в Падильонском лесу. От одного из шервудских егерей, лишившегося ноги, узнали о схватке в Камполеоне: «На станции, за товарными вагонами и цистернами, сидели немецкие минометчики, у нас не было поддержки – наши танки вязли в грязи, проклятый дождь! – немцы перешли в контратаку, в общем, многие из наших бежали, и никто им не судья». Ланкастерцам было приказано ночью выйти маршем на подкрепление полку герцога Веллингтона и шропширской легкой пехоте – хоть поесть и по глотку рома принять успели.
Итак, кваканье лягушек и уханье сов сменилось адским светопреставлением. Немцы встретили противника во всеоружии, с танками, артиллерией и пулеметами. Дэн Джонс единственным ухом слышал нескончаемую пальбу и взрывы. Он бросил свою винтовку и гранаты, когда прямо на солдат направили лучи прожекторов и голос с аристократическим английским выговором приказал сдаться. Многие сделали это с радостью. Дэн Джонс в промокших башмаках следовал за Эдди Касселем по тропе, ведущей к прямой узкой дороге. Там они нашли свои грузовики, окруженные немцами, и множество убитых, в основном из первой роты. Потом прожектора погасли, но из мегафона продолжали звучать приказы. В поле ярко горели скирды, из-за туч вышла луна, осветив на миг поле битвы, и вновь скрылась в облачном небе. Их погнали вправо, на какую-то ферму, откуда доносилось хрюканье свиней и мычание недоеных коров. Снова включили прожектора, осветив растерянные лица пленных и каменную ограду фермы. Другой громкий голос по-английски приказал оставаться на местах и не делать глупостей: война для них окончена. Все, отвоевались, вот и верь после этого генералу Александеру, который прав был только в одном: «Вы, ребята, на чудеса способны», или Чарли Лукасу, хрену с трубкой, обещавшему выдать очередное довольствие в очищенном от фашистов Риме.
– Не бойся, – сказал Эдди Кассель Дэну Джонсу, – немцы любят порядок, они нас не расстреляют и ничего плохого с нами не сделают.
Вскоре все рядовые улеглись на земле на расстеленных плащ-палатках. Опять им подмигнула из-за туч луна. Где-то лаяли собаки. В дальнем углу двора майор Коббет, заместитель командира роты, собрал вокруг себя офицеров: полковник, наверно, убит. Мистер Хочкис прокричал из темноты:
– Кто из третьего взвода? Пропавшие без вести есть?
Никто не откликнулся, но никто и не выкрикнул в сердцах: «Хватит, откомандовался, теперь немцы начальники». Мистер Хочкис позвал сержанта Реккетта. Кто-то съязвил, что сержант Реккетт удрал, но издалека послышался голос капрала Спенсера: у сержанта Реккетта понос, и он заперся в нужнике. Другие командиры взводов скликали своих подчиненных. Первая рота, выступавшая в авангарде, понесла большие потери. Вторая рота сдалась сразу по примеру своего командира капитана Стрита: на кой черт с жизнью без толку прощаться?
