Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Теория Дарвина изменила наши представления о жизни. Учитывая масштаб изменений, это произошло за удивительно короткий отрезок времени. Отчасти это объясняется тем, что либеральное английское общество было готово к восприятию новой теории, отчасти общим уровнем развития наук о жизни, поднявшимся настолько, что уже невозможно было отрицать все накопившиеся доказательства реальности эволюционного процесса. И человеческие качества Дарвина удивительным образом способствовали распространению идеи эволюции. Его осторожность и сомнения, которые некоторые считали трусостью, оказались удачным оружием для покорения скептически настроенной общественности и сомневающихся ученых. Он не пытался продвигаться слишком быстро и слишком далеко.
Если бы Альфред Уоллес не отправил свою рукопись Дарвину, вполне возможно, именно он стал бы «первооткрывателем» эволюционной теории и занял место Дарвина в пантеоне величайших деятелей науки. Однако Уоллес мало подходил для этой роли. Дарвин уже сформировался как ученый и писатель и был вхож в высокопоставленные политические и научные круги самого мощного и влиятельного государства мира – Великобритании. А Уоллес был человеком без средств, он не имел связей в университетах или высокопоставленных друзей в научных кругах, у него не было даже ученой степени. В более поздние годы жизни он увлекся спиритизмом и месмеризмом, имевшими дурную репутацию. Не исключено, что, если бы он оказался на месте Дарвина, распространение основных идей теории эволюции происходило бы еще медленнее.
Однако Уоллес, по всей видимости, был смелее Дарвина. Он мог касаться таких каверзных вопросов, как, например, происхождение человека от обезьяны. Критики теории Дарвина видели подобные следствия его теории со дня выхода «Происхождения видов». И то же самое видели самые горячие сторонники теории. Однако сам Дарвин смог изложить свои соображения на эту тему только через 13 лет в книге «Происхождение человека».
Впрочем, после этого Дарвин начал открыто высказываться по этому вопросу. Он никогда так откровенно не выражал свое мнение об истории возникновения жизни. Но, несмотря на осторожность в высказываниях, Дарвин внес значительный вклад в решение этого вопроса. До того как он представил свою теорию, происхождение человека не было каким-то особенным вопросом. Людей в равной степени интересовало, откуда взялись первые обезьяны или первые акулы. Ранние естественные теории происхождения жизни – от теорий греков до теории Бюффона – касались вопроса появления первых организмов каждого вида, а не первых видов. Те, кто, как Гольбах, верили в спонтанное зарождение, полагали, что «зародыш» слона или даже человека может появиться в результате спонтанного зарождения из неорганической материи. Такой точки зрения придерживались некоторые ученые даже во времена Дарвина. По сути, именно на этом была основана теория Ламарка. Однако после Дарвина вопрос кристаллизовался и теперь заключался в поиске того единственного живого организма, от которого произошли все живые существа на свете. Тот, кто когда-то интересовался первыми представителями каждого вида, теперь задумывался об их первом общем предке.
Среди разросшегося клана последователей Дарвина были и другие мыслители, желавшие напрямую поставить вопрос о происхождении жизни. Дарвин мог наблюдать, как один из его самых выдающихся последователей ведет жестокую войну по вопросу о происхождении жизни против одного из самых непримиримых, по крайней мере поначалу, противников теории эволюции. Когда война закончилась, победитель приобрел несокрушимую репутацию, сравнимую с репутацией самого Дарвина, а побежденный оказался почти полностью забыт.
Глава 7. Приятные, но обманчивые мечты
Объяснить всю природу не под силу одному человеку и даже целому поколению. Так что, чем пытаться объяснить все, лучше сделать немногое, но точно, а остальное оставить другим, которые придут после вас.
Сэр Исаак Ньютон. Математические начала натуральной философии, 1687 г. Седьмого апреля 1864 г. большой амфитеатр Сорбонны был до отказа заполнен людьми. Здесь были сливки высшего парижского общества, включая принцессу Матильду (племянницу Наполеона Бонапарта и двоюродную сестру русского царя), а также Амандину Аврору Люсиль Дюпен, будущую знаменитую писательницу Жорж Санд, любовницу Шопена и, как утверждали некоторые, актрисы Мари Доваль. Дюпен всегда присутствовала на подобных мероприятиях, обычно одетая в мужское платье. В переднем ряду сидел еще один известный всему Парижу писатель, автор «Графа Монте-Кристо» и «Трех мушкетеров» Александр Дюма.
С недавнего времени в парижском университете два раза в неделю проводились бесплатные лекции для всех желающих, целью которых было привлечение общественного интереса и финансовой поддержки. По понедельникам лекции были посвящены научной тематике. «Научные вечера» пользовались чрезвычайной популярностью. Отчасти их привлекательность объяснялась множеством новейших технических устройств, приобретенных университетом для своей главной аудитории. Путем нажатия на кнопку можно было усилить или ослабить газовое освещение. С помощью дуговой лампы, изобретенной Хэмфри Дэви, можно было создать луч света и направить его на лектора или выставленный на кафедре экспонат. Для развлечения публики с помощью этой же лампы можно было проецировать на экран фотографические изображения, заключенные в стеклянные слайды.
За неделю до описываемой лекции шесть тысяч человек пришли послушать инаугурационную лекцию физика Жюля Жамена, посвященную трем агрегатным состояниям вещества.
Большинство людей вынуждены были остаться на улице, пытаясь хоть краем глаза увидеть, что происходит внутри. В этот раз организаторы вечера ожидали еще большего наплыва публики, что объяснялось личностью лектора – видного и харизматичного человека с репутацией прекрасного оратора, быстро ставшего любимцем французского научного сообщества. Его звали Луи Пастер.
Выступление в Сорбонне было для Пастера победным аккордом. На протяжении трех лет он вел публичную дискуссию по поводу спонтанного зарождения жизни. Его оппонентом был главный защитник этой теории во Франции – всеми уважаемый натуралист и директор музея Естественной истории в Руане Феликс Архимед Пуше. Дискуссия двух ученых вызывала столь бурный интерес, что Французская академия наук решила попытаться разъяснить этот вопрос, присудив престижную премию Д’Аламбера и вознаграждение в размере 2500 франков тому, кто сможет пролить свет на этот вопрос. Пастер победил, и Академия высоко оценила его экспериментальный подход. Победа обеспечила ему славу в христианских кругах, где его сочли защитником традиционных религиозных устоев против ереси радикального научного материализма.
Прошло три года с тех пор, как вышло французское издание книги Дарвина «О происхождении видов», и Пастер начал свою речь с того, что суммировал волновавшие аудиторию вопросы: «была ли жизнь сотворена тысячу лет или тысячу столетий назад, были ли виды постоянными или медленно и последовательно изменялись, превращаясь в новые виды». Пастер прекрасно владел ораторским искусством, но никогда не выступал так хорошо, как в тот вечер в Сорбонне. Подобно шекспировскому Марку Антонию, пришедшему уничтожить Цезаря, а не вознести ему хвалу, Пастер начал с того, что не сумеет ответить ни на один из этих вопросов, но затем дал понять, что может ответить на все.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
