– Мальчик сам не знает, что чувствует. Он в шоке.
– Черт бы побрал эту Скиннер! – рявкнул Терри. – У этой суки ледяные глаза. Я вижу – она уверена, что я убийца!
Джим недавно прочел, что за последние два месяца в этой тюрьме повесились трое заключенных.
Последняя комиссия подвергла тюрьму «Льюис» жесткой критике, начиная от камер и заканчивая программой реабилитации заключенных. Не то чтобы Джим был полон сочувствия к преступникам…
В годы студенчества и увлечения идеями социализма он мог найти оправдание большинству преступников. Но с годами, когда Джим обзавелся семьей, это сделало его более уязвимым и менее лояльным к нарушителям закона.
Джим посмотрел на измученное лицо Терри и задумался о том, как нелегко приходится его соседу. Скорее всего, не виновный в убийстве, оплакивающий потерю жены и тяжело переживающий разлуку с сыном, заточенный в камеру, Терри становился опасным для самого себя. Но, с другой стороны, если он виновен, то заслужил все это.
– Офицер, который сопровождал меня, сказал, что вчера в тюрьме были беспорядки, – сказал Джим. – С тобой все нормально?
– Я не хотел привлекать к себе внимание, – ответил Терри, – но они сразу на меня набросились. Сказали, что моя покойная жена была шлюхой и заслужила все, что я с ней сделал. Думаю, что самый хладнокровный человек на моем месте пустил бы в ход кулаки.
– И что ты сделал?
– Разбил обидчику нос. И еще раз это сделаю, если он оскорбит мою жену.
Джим не сказал Терри, что такое поведение лишь настроит против него жюри присяжных. Вместо этого детектив спокойно рассказал о ходе следствия, как собственного, так и официального. Также он сообщил, что у Терри есть алиби – свидетельские показания управляющего из «Пиццы и гриля от Джоя». Но только сейчас Джим осознал собственный просчет: он так и не поговорил с этим человеком лично. Возможно, это сделала полиция, но детектив все равно решил заехать в это место по пути домой.
– Возможно, адвокат поможет тебе перейти в камеру временного задержания?
Терри покачал головой.
– Давай еще раз вспомним ночь убийства, – продолжил Джим. – Я знаю, что ты уже сто раз рассказывал все полиции, но, возможно, они что-то пропустили.
Терри опять воспроизвел собственную версию событий. В его речи преобладал уэльский акцент.
– Поппи была на горячей линии, Дин у тебя. Я купил шампанское…
– Во сколько Поппи пришла домой?
– Около десяти. Может, чуть позже. Я не уверен.
– Сколько ты выпил?
– Тогда не много: днем пару бокалов пива и три-четыре рюмки виски до того, как жена пришла домой. Мне нелегко дается прощение. Я надеялся, что алкоголь смягчит мое сердце. И мне казалось, что так и произошло. Когда Поппи вернулась, я откупорил бутылку, поборол себя и предложил тост за новую жизнь. Мы чокнулись и заговорили о возобновлении супружеских клятв… Я, так или иначе, об этом говорил, а Поппи очень старалась проявить энтузиазм. Сказала, что сожалеет о случившемся…
– И что произошло потом? – спросил Джим, чувствуя себя неловко. Он знал, что Терри уже много раз излагал последовательность событий полиции, адвокату и себе. Естественно, после столь многократного повторения история становилась все более гладкой, но Джиму совсем не нравился рассказ обвиняемого.
– Затем, знаменуя начало новой жизни, Поппи сказала, что я могу задать ей любые вопросы о ее романе. Сказала, что я должен выплеснуть все, что во мне накопилось, и мы об этом забудем. И добавила, что после сегодняшней ночи больше не хочет об этом вспоминать. Я отказался. Я был не готов встретиться с правдой. Поппи заявила, что она больше не захочет об этом говорить, поэтому сейчас у меня единственный шанс все узнать.
Терри высморкался.
– И?.. – поощрил его Джим продолжать рассказ.
– И я задал вопросы, от которых у меня зачесались кулаки.
– И что же ты спросил?
– Любила ли она его и любит ли меня по-прежнему.
– Каков был ответ?
– На оба вопроса Поппи ответила положительно, но сказала, что разделяет эти два чувства. Сказала, что я должен понимать: ее любовь к Йену основывалась на менее значимых приоритетах, чем любовь ко мне. Я отец ее единственного ребенка, и это важнее всего на свете.
– И что произошло потом?
Следующие слова Терри произнес уже другим голосом. Создавалось впечатление, что им овладела посторонняя личность, уничтожившая человека, сидящего напротив Джима.
– Я спросил, хорошо ли я ее трахал, – пророкотал Терри. – Спросил, был ли он в постели лучше, чем я.
Возможно, эмоции Джима отразились на его лице, потому что Терри добавил:
– Вижу, тебе не нравятся эти слова… Да, я ими не горжусь. Мой адвокат говорит, что я должен представить себя в более выгодном свете. Но я просто рассказываю все как есть, и грубые слова еще не делают меня убийцей.
– Что Поппи на это ответила?
– Она сказала, что с ним все было иначе. Мягче, нежнее. То, что произошло потом, сразило меня наповал. Я сказал, что сейчас покажу, каким нежным я могу быть, и потянулся, чтобы поцеловать ее. Поппи отказала мне, оттолкнула меня и, когда я снова попытался ее поцеловать, дала мне пощечину. А что случилось дальше, ты и сам знаешь.
– И все же расскажи. Ты по-прежнему подозреваемый номер один. Я пытаюсь доказать твою невиновность.
– Я просто вышел из себя и не горжусь этим.
– Ты изнасиловал Поппи?
– Да.
– В гостиной?
– Все началось на кухне. Поппи вывернулась у меня из рук и убежала в гостиную. Я попытался успокоиться, но не смог, поэтому последовал за ней. Мы стали бороться. Наконец Поппи вырвалась – я же был пьян и едва держался на ногах.
– Что значит «боролись»?
– То и значит. Возможно, я ударил ее, точно не помню. Поппи вырвалась, я погнался за ней на кухню, где все и произошло.
– Как ты ее изнасиловал?
Терри скривился; было очевидно, что он не желает отвечать.
– Тело Поппи было покрыто синяками и порезами, – пояснил Джим. – Я просто хочу отделить эти травмы от ран, которые оказались смертельными. Если кратко, изнасилование и убийство должны рассматриваться как два разных, не зависимых друг от друга действия.
– Я был очень пьян, в таких случаях память иногда бывает избирательна.
– Услышав о потере памяти, жюри присяжных отвернется от тебя.
Зверь, живущий в Терри Раттере, отступил. Мужчина заговорил тихо, словно каждое слово причиняло ему боль.
– Возле мойки я заломил Поппи руку.
– Продолжай.
– Я развернул ее и бил кулаком по спине, пока она не подчинилась.
