И вот.
Эта девушка была блондинка. Роскошная. Высокая и стройная. Ноги – во! Длиннее, чем ножки наших барных стульев, ей богу! Мордашка – Голливуд, честное слово. Будь я такой куколкой, в жизни не кинулась бы с моста. Что ей взбрело в голову? И парень у неё, вроде, был. Я поняла это из обрывков её телефонных разговоров. Я не подслушиваю, нет. Просто иногда несешь мимо поднос и волей-неволей прислушиваешься. Думать-то всё равно не о чем, кроме как о том, чтобы не уронить заказ. Впрочем, со мной этого никогда не бывало.
В тот день, помню, она тоже разговаривала со своим парнем по телефону. А в конце даже сказала ему: "Люблю. Целую. До вечера". Так, как будто бы этот вечер должен был настать. Как ни в чем не бывало. Есть такие дежурные фразы, которые говоришь всегда, не задумываясь толком, нужно или нет. Хотя, может, она в тот момент и сама не знала, что пойдет на мост, или знала уже, но не хотела тревожить никого.
Скорее всего, знала. Самоубийство очень редко совершают в порыве внезапно захлестнувших эмоций. Обычно это зрелое, взвешенное решение. Его подолгу вынашивают в себе, заранее продумывают все детали. И, конечно, не подают вида. Настоящие самоубийцы никогда не выглядят как самоубийцы. А те, которые кричат на каждом углу, что собираются повеситься, утопиться или выпить яд, как правило, живут поразительно долго, не прекращая при этом действовать окружающим на нервы своими истеричными выходками. Таким способом они просто-напросто привлекают внимание, зарабатывают себе "очки", ведь им нужно получить хоть какое-то одобрение в адрес своей драгоценной персоны, услышав что-нибудь вроде: "О нет! Пожалуйста, не умирай, ты такой замечательный, неповторимый, мы все очень тебя любим." А тот, кто действительно хочет покончить с собой, об этом не предупреждает. У меня был один знакомый парень, в школе ещё. Так он никогда даже не заговаривал на тему суицида. И на проблемы не жаловался. Вообще никому. И со всеми держался очень весело и просто. Анекдоты травил, пел под гитару. А в один из дней взял вдруг, да и шагнул в окно. Многие до сих пор думают, что он просто упал, до того лёгкий и жизнерадостный с виду был человек.
Меня в полиции спросили, не выглядела ли та девушка расстроенной. Я сказала, что нет. Она вела себя совсем как обычно. Сидела, кофе пила, книгу читала. Она вечно приносила с собой всякие разные книги. Это брюнетки придумали, что все блондинки – дуры. От зависти. Та блондинка была очень умная. Мне случайно запало в память название одной из книг. Проходила мимо и взгляд упал. "Так говорил Заратустра". Я даже попробовала её прочесть потом, муть редкостная, но сразу видно, что для умных. Просто это мне кажется, что муть. Потому что я не понимаю. Вот только какая тема мне оттуда запомнилась: он говорил, этот Заратустра, что больше всего нужно бояться похотливых женщин. Странный какой-то, ей богу. Закомплексованный. Нормальным мужикам это, вроде как, нравиться должно…
В последний день, перед тем как пойти на мост, блондинка тоже читала. А когда встала, оставила книгу на столике, непринужденно так, на краю, будто бы собиралась вернуться. Я, к сожалению, не подсмотрела, что за книга. Не успела. Её потом забрали в материалы дела.
Может, там было такое понаписано, что она сразу поняла про жизнь что-то страшное, а я, например, не поняла бы, зачитай я эту книгу хоть до дыр, и кто-то другой не понял бы, а она поняла, потому что есть вещи, которые открываются не всем. И слава Богу.
Один мой друг говорит, что слишком умным быть плохо. Я думаю, он прав. Когда все вокруг намного глупее, тебе даже поговорить не с кем. Неинтересно. По-моему, это совсем грустно, так жить. И ещё он говорит, этот друг, что знания лишают вещи и явления романтического флера. Вот, говорит он, к примеру, закат, скажите, видели ли вы что-нибудь прекраснее оттенков закатного неба? А я, говорит он, знаю, что это просто рассеяние света на атмосферных частицах. Вот.
Но дуракам совсем, дуболомам, я думаю, тоже плохо приходится. Всяк объегорить норовит. Лично я считаю, что нужно быть как все. Середнячком. Это самое лучшее…
И всё-таки, будь у меня такое хорошее образование, как у той блондинки, я в жизни не кинулась бы с моста! Ведь это же так здорово, иметь возможность работать хоть где-нибудь кроме дешёвых закусочных! Да и деньги у неё были. Одевалась она шикарно, всё известные брэнды, стиль с иголочки, и не жалко было ей в таком шмотье в реку прыгать?
Меня спросили в полиции, не имелось ли у неё каких-либо крупных финансовых затруднений, про кредитки, всякое такое. Я им сказала, что нет. Они, кажется, с тем парнем, которому она сказала "целую, до вечера" даже хату новую собирались покупать. Я слышала, как она обсуждала по телефону какие-то евро-планировки. Вот в жизни не кинулась бы с моста, предложи мне кто-нибудь переехать из моей хрущёвки хоть куда-нибудь! Чем больше живешь, тем больше удивляешься.
Ну не было ведь у неё никаких причин!
Вот в нашей школе девочка училась, Настя. Она в четвертом классе с собой пыталась покончить. Порезала руки себе в туалете бутылочным осколком. Но у неё была причина. И очень большая причина. Несчастная любовь. Она в Сашку Круглова была втюрена, а он сказал, что она уродина. Вот вам смешно, а её это чуть до смерти не довело. Весь коридор кровищей залила. Она вообще странная была, эта Настя. Учиться не хотела, двоек вообще не боялась, хоть пять штук в ряд ставьте – плевать, смотрела исподлобья, подозрительно как-то, как волчонок. С бабушкой сумасшедшей жила и с матерью алкоголичкой. Потом её перевели из нашей школы, чтобы она разлюбила Круглова, и я не знаю, что с ней потом стало…
А ещё меня спросили, не звонил ли той блондинке кто-нибудь перед тем, как она пошла на мост.
Никто не звонил. Именно в тот день – никто.
Я вспомнила только, что неделю, может, тому назад, она говорила с кем-то по телефону, и это показалось мне не совсем обычным. Она сначала сидела вся спокойная, с улыбкой, а потом больно уж резко побледнела, засуетилась; изображая беспечность, быстро наговорила в трубку каких-то ничего не значащих любезностей и распрощалась, видно было, что она чем-то жутко взволнована. Может, этот собеседник сообщил ей какую-то ужасную новость или просто сказал нечто настолько оскорбительное, что после такого и жить не стоит. Хотя… Я ни за что не кинулась бы с моста, вздумай кто-нибудь меня обругать. Как бы я в ответ его обложила! Не приведи бог! У меня дед на флоте служил. Он такие комбинации известных слов знал, закачаешься. Он частенько заряжал на меня, когда я в детстве его не слушалась. Просто люди есть двух типов. Такие, которые сразу ответят, и такие, которые смолчат и пойдут в уголок плакать…
Но этот звонок был, я уже сказала, не в тот самый день, а примерно за неделю до. И вряд ли вообще он имеет отношение к делу. Я просто так рассказала про него в полиции, потому что я чистосердечная и всё рассказываю.
Я даже потом сама спросила у следователя, удалось ли, в итоге, понять, что с нею случилось, с блондинкой-то… Интересно же.
Он сказал – нет. У неё не было совершенно никаких причин.
И в голову мне пришла тогда вот какая фишка. Пока я была совсем маленькая, бабушка иногда брала меня с собой в церковь. Там по воскресеньям священники читали проповеди; одного из них я очень хорошо запомнила, у него были глаза зловещие, почти совсем черные, как у демона, непонятно, что вообще такой в церкви делал, но он чаще других выходил разговаривать с людьми. Помню, в канун большого праздника какого-то, страсть душно было, уйма народу набилось в церковь, чтобы его послушать, он читал проповедь; она долгая была, мне пить хотелось страшно, я почти ничего не поняла и не запомнила, одно только:
