— Мне нужно мыло, — заявила она, глядя куда-то влево и вверх, с таким мрачным выражением лица, что Флетчер понял, что ему не следовало сомневаться в ее непорочности. Надо было положить всему этому конец, сейчас же. Он не мог довершить свой план до конца и так унизить ее.
— Не стоит, малыш, — сказал он, стараясь не потревожить слой пены, прикрывающий его тело. — Вылей кадку с горячей водой мне на спину и можешь быть свободен до ужина. Я вижу, ты устал.
Розали заскрежетала зубами. Это все? И это все? Он едва не довел ее до истерики, а теперь отсылает ее прочь? Розали была уверена, что Флетчер не знал, что делал, и кто она на самом деле. Ее юная самоуверенность не допускала мысли, что он проник за ее маску. Она не сомневалась — он дразнил ее, потому что это было в его правилах.
Думая, что она — Билли Бэлкем, беглец, Флетчер наказывал ее за боль, причиненную ему другим беглецом — Розали Дарли. Это была единственная причина его поведения, которая могла прийти Розали в голову, и это казалось разумным объяснением.
Но теперь, доведенная до предела игрой Флетчера, Розали забыла свое смущение, как и распутные предательские мысли, отбросила недавние клятвы вести себя как следует и действовала импульсивно.
— Еще воды, вы сказали? — уточнила она сладким голосом, пробуя пальцем воду в одной из кадок. — Самое большое счастье для меня — это доставить вам удовольствие, сэр.
Флетчер, до этого беззвучно похваливший себя за то, что не поддался искушению, напрягся от избытка сахара и фальшивой услужливости в голосе Розали, которые предупреждали его — слишком поздно — об ее намерениях. Было негде скрыться, если только он не собирался встать, чего он определенно не хотел делать.
Он зажмурил глаза, вжал голову в плечи, спасаясь от атаки, сжал зубы и приготовился к неизбежному.
Его ожидание было милосердно коротким. Через мгновение мощный поток ледяной воды обрушился на его голову, проникая в его уши и рот, ополаскивая его голую спину.
— О Боже! — Он услышал возглас Розали, наполненный очевидно фальшивым ужасом. Сам он прикусил язык, чтобы не закричать. — Как же так вышло? Наверное, я взял не ту кадку. Это была холодная вода, не так ли? Вы теперь никогда не простите меня?
Стуча зубами, Флетчер отчаянно пытался собрать разбегающиеся пузыри пены у своей груди. Стиснув зубы, он прошипел:
— Ничего страшного. Уходи, пожалуйста. Дальше я справлюсь сам.
— Конечно, сэр, — бодро ответила Розали, к которой вернулось хорошее настроение. — Но я не смогу присоединиться к вам за ужином, поскольку у меня нет подходящей одежды. Я поем баранины с Хеджем на кухне, как обычно, сэр. — Она повернулась, чтобы покинуть спальню, швырнув Флетчеру единственное в комнате полотенце без предупреждения, так что оно приземлилось в воде перед ним. — Хорошего вам дня, сэр.
Как только дверь закрылась за Розали, Флетчер выскочил из ванны — дрожащий и без единой романтической мысли в голове — и нырнул в халат, убежденный в том, что любое наказание, придуманное им для нее, будет оправданным и, возможно, недостаточно суровым.
Лезбридж был в смятении. Его хозяин поселил грязного мальчишку-конюха в доме, неся попутно какую-то чепуху о том, что совершенно необученный малый будет его лакеем. Кроме того, мальчишку поселили в одной из самых лучших спален, а не в комнату для слуг на чердаке, как следовало бы. Таким образом, его комната была лучше, чем спальня и гостиная самого дворецкого, расположенные возле кладовой.
При этом мальчишка все еще ужинал вместе с Хеджем, который ел после всех остальных слуг, потому что никто не хотел сидеть по ветру от кривоногого кокни[7].
Бэк, которого Лезбридж пытался расспросить по поводу этого странного назначения, был хуже, чем бесполезен, и пробормотал лишь, что вскоре все прояснится, что было недостаточным объяснением ни для любопытства дворецкого, ни для его оскорбленных чувств.
Весь день и весь вечер Лезбридж обдумывал эту новую проблему, которая вдобавок к странному, с точки зрения дворецкого, поведению хозяина волновала старика больше, чем он мог выразить.
Хотя, может быть, и не больше, потому что после продолжительных душевных терзаний в течение всего ужина он наконец решил поведать о них тетушке Белльвилль, которая в это время сидела в желтом зале, покуда Флетчер и Бэк развлекались бренди и сигарами в столовой. В этот раз Лезбридж решил начать рассказ о своих страхах издалека.
Реакция тетушки была совершенно противоположной той, которой ожидал Лезбридж. Леди не бросилась ему на шею, рыдая от страха за рассудок ее любимого племянника. Совсем нет.
— Болен, вы говорите, Лезбридж? — воскликнула тетушка Белльвилль, всплеснув руками, затем потирая руки, что очень напоминало ликование. — Бедный мальчик! Бедный, бедный, мальчик! Это все война, вы знаете, Лезбридж. — Она наклонилась к нему ближе. — О да, это так. Я много раз слышала об этом. Это временное помешательство из-за всех мук, которые переносят солдаты на войне, из-за этой бойни, которую они видят. Разве это не чудесно?
Лезбридж не мог поверить, что тетушка его расслышала верно — или что он ее расслышал.
— Но, мадам, только подумайте, — произнес он, слегка обескураженный, запинаясь. — Это же ужасно. Что же делать нам, любящим его сердцам? Бедный мистер Флетчер нуждается в нашем сострадании.
— Да-да, конечно, — быстро согласилась тетушка Белльвилль, похлопывая Лезбриджа по плечу, для чего ей не пришлось тянуться со своего места. — В нашем сострадании. Более того, Лезбридж, — добавила она, блеснув глазами от радости, вызванной мыслью о том, что позолоченный потолок музыкальной комнаты все еще может стать реальностью. — Флетчер может рассчитывать на мою заботу — мою личную, безраздельную и бесконечную заботу.
В итоге Лезбридж понял тетушку, и его отмеченное оспой лицо сморщилось от неуверенной улыбки. Он поклонился в направлении тетушки Белльвилль, восхищаясь ее ясным, хотя и полностью ориентированным на свои нужды разумом.
— Он хочет позвать мальчишку в желтый зал через несколько минут, мадам, скорее всего, для того, чтобы вы его увидели. Так что у вас будет шанс лично понаблюдать за поведением вашего племянника, теперь уже информированным взглядом. Но вы должны собраться с духом, мадам, потому что он, как уже говорил, может вести себя довольно необычно.
Тетушка Белльвилль едва слышала его, поскольку она уже была занята мысленной инвентаризацией своих снадобий в поисках того, которое сработало бы в данном случае. Даже в тот момент, когда ее мысли были сосредоточены на этой новой задаче, часть ее сознания успевала достичь корзины с клубками, чтобы проверить, достаточно ли цветных нитей, чтобы связать пару тапочек для ее пациента. Она всегда могла послать слугу в деревню, чтобы купить еще, чтобы добавить, как обычно, еще одну сумму в счета, получаемые ее племянником. Разве это было не мило, что Флетчер свихнулся и при этом был далеко не бедным!
