Впрочем, мать Лени заплакала, когда ей впервые показалимладенца. В прозрачных бесцветно-голубых глазах новорожденной мелькнул какой-тотаинственный свет, трагическое значение которого было понятно только матери. Номать была женщиной типично кайзеровской эпохи, послушная главе семьи. И,естественно, она не решилась поделиться всякими мистическими глупостями смужем! Тем более что муж был человеком не только жестким и тираническим, но икрайне раздражительным. По воспоминаниям самой Лени, он мог прийти в ярость оттого, что пуговица на воротнике его кителя не так туго застегнута, как емухотелось бы! И этим он мало отличался от австрийца Алоиса, отца Адольфа.
Быть может, потому и мальчик Адольф, и девочка Лени такбезумно хотели бежать от родительского деспотизма. Скрыться от него впрекрасном и свободном мире искусства. Защититься языком высоких образов ипонятий от базарного говорка приземленной черни.
Но Адольф не прошел в Венскую академию художеств. Ипревратился в ярого отрицателя современного искусства, да и всего мира с еготрадиционными христианскими ценностями. Он скитался по венским ночлежкам иписал свои непризнанные картины, где были разрушения домов, взрывы, пожары. Икое-кто покупал их у нищего самоучки. А Некто, названный великим ГетеМефистофелем, уже собирался купить не картину, а душу бедствующего австрийца.
Лени тоже ищет свой путь в искусстве. Деспотизм отца не толькоковеркал ее морально, но и привел к тому, что у нее с юности стала проявлятьсяжелчекаменная болезнь.
Но она презирает свои болезни. «Я хотела бы бытьмужчиной, – пишет она в письме к одной из своих школьных подруг, –тогда мне было бы гораздо легче реализовывать планы, которые у меня есть».
Она мечтает стать танцовщицей, тайком берет необходимыеуроки. Как ни странно, узнав об этом, отец не возражает. Он только разражаетсянедобрым смехом: «Я не сомневаюсь, что ты бездарь и никогда ничего недобьешься!»
А она упорно занимается модными тогда «экспрессионистскимитанцами», главной звездой которых стала Айседора Дункан. И тут в самый разгарее турне по Европе случается несчастье. Она повреждает себе колено. Путь втанец ей отныне заказан. Как заказан путь в профессиональную живопись будущемуГитлеру.
В один из дней своего смятения и отчаяния она идет вкинематограф. И попадает на фильм Луиса Тренкера «Гора судьбы».
Лени пишет о впечатлении, которое произвела на нее встреча сфильмом: «Исполненная какой-то новой, странной тоски, я не могла спать всюночь, и думала: что произвело на меня большее впечатление? Сами горы – илиискусство, с которым они были сняты?»
А в Германии бушуют страсти двадцатых годов. Социальнаянесправедливость, версальское унижение германского духа, все нарастающие валыкрасного и коричневого экстремизма терзают души и тонких людей, и самых обычныхобывателей.
Некоторые ищут выход из всего этого, уходя в горы. Кто-то –в прямом смысле этого слова. А кто-то – в кино. С гор можно озирать ристалищевечной человеческой битвы и думать о настоящей, Звездной Вечности!
Лени находит режиссера фильма, столь потрясшего еевоображение. Луис Тренкер влюбляется в молодую красавицу и помогает ей получитьглавную роль у другого «горного режиссера» – у Арнольда Франка в фильме«Священная гора», а потом и в фильме «Штурм Монблана».
Она становится звездой кино. Пока что немецкого. И решаетснять свой собственный фильм. Ей уже тридцать лет. Ей хочется творитьсобственную реальность. А где может делать это человек, если он не Господь Боги не великий политик? Только в кино!
И вот на экраны выходит пронзительный и романтический«Голубой свет». Баллада о деревенской девушке Юнте. Всю свою жизнь она видитголубое свечение в тех горах, где живет. Это сверкает прекрасный кристалл, бытьможет, волшебный камень той эпохи, когда валькирии свободно общались сотважными воителями, а теперь ушли подальше и повыше от людей.
Люди узнают о кристалле, потому что Юнта рассказывает обэтом знакомому художнику, а он, в свою очередь, разбалтывает тайну всем.Кристалл разобран на сувениры. Юнта взбирается в горы привычной тропой, но невидит любимого света. И падает в пропасть. Не тот ли голубой свет увидела вглазах новорожденной девочки мать?
«Голубой свет» потряс многих в Германии. Но, кроме всехпрочих зрителей, сентиментальную альпийскую историю посмотрел и руководительодной из самых сильных политических партий Германии. Адольф Гитлер сталяростным поклонником и самого фильма, и его героини. И он пожелал увидеть этуженщину. И она тоже захотела этого. Потому что уже слышала о нем, как, впрочем,и вся Германия.
И каждый из них покинул свой воздушный замок, спустился сосвоей заветной горы, чтобы поговорить о вполне конкретных земных вещах.
Наместница киноимперии
Но прежде, чем поговорить с Гитлером с глазу на глаз, Лениувидела его на открытии спортивного праздника. Она услышала его речь. И поняла,что этот человек полностью завладел ее воображением.
И вот непосредственная личная встреча. Гитлер восхищен Ленине меньше, чем она им. В ней он видит эталон арийской женщины. А такая женщинав его представлении должна быть строгой, упорной, спортивной. Соратницаистинного воителя. Не то что какая-нибудь Грета Гарбо.
От фюрера поступает предложение: снять фильм о съезде нацистскойпартии в Нюрнберге.
Смущенная Лени пытается отказываться. Ведь она так далека отполитики. Но как вспоминает она сама: «Гитлер сказал мне: фройляйн Рифеншталь,я хотел бы, чтобы этот фильм снял художник, а не член партии».
И вот спустившаяся с горы, где больше не горит голубой свет,Лени, как истая валькирия, носится над улицами старинного Нюрнберга. Вернее,над ними летит ее камера, снижаясь до ликующих толп мужчин и женщин и тут жестремительно взмывая к тому, кто становится отныне божеством новой Германии.Задействовано множество необходимой техники. И все это получает имя «Триумфволи». Триумф воли одного человека. И человек этот доволен! Искуситель делитсясвоими восторгами публично, что делает автора фильма недосягаемой даже длясамой робкой критики.
Спустя годы Лени Рифеншталь скажет: «Я была бы счастлива,если бы этот фильм сгорел. Когда после войны в 60-м году в Англии я посмотрелаего, у меня мороз побежал по коже».
Но это потом. А сейчас ей предстоит снимать еще болееграндиозный фильм. О Мюнхенской Олимпиаде 1936 года.
Гремят трамваи с кинокамерами, снимающими на ходу. Работаютоператоры с воздуха. Снимают, чуть ли не лежа на земле, а то и в специальновырытых ямах. Неслыханное новаторство!
«Олимпия» показывает красоту человеческого тела, величие имиролюбие Германии Адольфа Великого. Еще не дымят трубы крематориев, еще непылает ни одна захваченная страна. Просто строится общество сильных телом идухом людей. Просто нацистская пресса открытым текстом пишет о том, что «развеможно сравнить Христа, этого слабого учителя из презренной Иудеи, с мессиейсегодняшнего дня, с Адольфом Гитлером?». А сам Гитлер мечтает заменить вхристианских соборах крест на свастику.
