— Нет, я все сделаю сам. Мне надо принять душ. Закрой салон, Лиз.
— Хорошо. Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
— Если… ты уверена, что сама этого хочешь. Да. Мне очень нужно, чтобы ты поехала со мной.
На сборы ушло минут двадцать.
Ник взял у Лиз небольшую сумку.
— Ты так и не переселилась в большую спальню?
Она оглянулась.
— Столько мороки с переносом вещей из одной спальни в другую. Кроме того, я ведь здесь временно.
Ник подумал, что позже ему надо будет поразмыслить над тем, что Лиз имела в виду, когда сказала эту фразу. Похоже, в ней есть какой-то скрытый смысл.
Ник сидел за столом в кабинете отца. Напротив сидела Лиз с завещанием в руках.
— Я опущу формальности и сразу перейду к сути дела, — сказала она и, после того как Ник кивнул, продолжила: — Ты получаешь все, Ник. За исключением относительно небольших сумм, оставленных слугам. Ах да, своей секретарше он оставляет сто тысяч долларов и пожизненную пенсию в размере двух тысяч в месяц. Теперь она сможет посвятить всю себя своим любимым кошкам. Этот дом и все, что в нем, переходит к тебе. Дальше… Распоряжение о перечислении определенной суммы на уход за могилой твоей мамы. Все акции, все счета в банках теперь твои. Кроме того, ты получишь порядочную сумму по страховке. Доля твоего отца в уставном фонде фирмы — а это пятьдесят процентов — переходит к тебе. Это все. Здесь еще есть письмо, адресованное тебе. Догадываюсь, что ты хочешь прочесть его один. Твой отец обо всем побеспокоился. Теперь ты очень богатый человек, Ник. Кстати, определенная сумма оставлена на содержание поместья, и он просит, чтобы слуги оставались в доме, пока не пожелают уволиться. — Лиз свернула завещание и протянула его Нику. — Я пойду прогуляюсь.
Выйдя на улицу и вдохнув теплый сентябрьский воздух, Лиз думала о том, каким потерянным и несчастным выглядел Ник. Инстинкт подсказывал, что сейчас ей лучше не возвращаться в дом. Он должен со всем справиться сам и решить, как дальше жить. И она должна сделать то же самое.
Лиз неожиданно поняла, как соскучилась по своей работе. Ей нравилось работать в салоне, но все же это было не ее дело. Сказать об этом Нику сегодня, когда он так слаб, или дождаться более подходящего момента? А может быть, лучше все объяснить в письме?
Лиз села на скамью и осмотрелась. Как здесь красиво! Интересно, сколько человек поддерживают поместье в таком идеальном состоянии? Радовался ли отец Ника такой красоте или он был слишком занят, чтобы нюхать розы? Скорее, последнее.
Ник отпил глоток кофе. Теперь это его кабинет. Этот стол красного дерева, большое кожаное кресло — все принадлежит ему.
Ник вскрыл конверт. Оттуда выпали четыре листа бумаги и письмо. Он развернул его.
«Дорогой Ник, если ты читаешь это письмо, значит, я уже распрощался с этим миром и перешел в мир иной.
Мне так много хочется сказать, но трудно найти подходящие слова. Я чувствовал, что должен оставить тебе что-то еще кроме денег и недвижимости.
Николас, в жизни нам постоянно приходится выбирать и принимать решения. В какой-то момент я просто перестал вас искать. Поверь, я очень любил твою мать. После нашей глупой ссоры, как ты знаешь, я уехал. Мне и в голову не могло прийти, что она ждет ребенка, а твоя мама из гордости промолчала. Сейчас я не могу себе простить, что не приложил максимум усилий и не разыскал вас. Но мне казалось, что я ей не нужен, раз она не дает о себе знать. А потом до меня дошли слухи о ее смерти, но никто даже не упомянул о твоем существовании. Разве я мог бы позволить, чтобы мой сын скитался по приютам и приемным семьям. Совершенно очевидно, что ты так и не смог меня простить, но я на это и не рассчитывал. Мне хотелось бы умереть, зная, что ты нашел кого-то, обладающего такими же прекрасными качествами, как у твоей мамы. Это сделало бы меня счастливым.
Когда я познакомился с твоей подругой, она мне очень понравилась, даже на мгновение показалось, что я вновь увидел твою маму. Речь, конечно, идет не о внешнем сходстве, а о ее душевных качествах.
Мои мысли путаются. Так странно писать тебе письмо и знать, что ты прочитаешь его только после моей смерти.
В конверт вложены номера банковских счетов в Женеве.
Подумай о своей жизни, Ник. Устраивай ее и не оглядывайся назад. Сделай все возможное для тех, кто тебя любит. Вот, пожалуй, и все.
Большое спасибо за прекрасное Рождество, которое мы провели вместе. Оно стало бы еще прекраснее, если бы тогда к нам присоединилась Лиз Тормен. Она многое сделала, чтобы праздник состоялся. Открой свои глаза и сердце, Ник.
С любовью и нежностью, отец».
Листок бумаги упал на пол. Ник крепко вцепился в подлокотники кресла. Ему было трудно дышать, и во рту пересохло.
17
Неделя выдалась ужасная, начиная с телефонного разговора с Ником и кончая возвращением на эту проклятую ферму, к выполнению ненавистных обязанностей. Письмо от Ника пришло на следующий день после разговора.
— Тебе не холодно? — спросила Мэри, обрезая кустарник. Она была одета в теплую куртку и перчатки для садовых работ. А может, и не для садовых работ, а просто рабочие перчатки. Как бы то ни было, Мэри нашла их в хлеву и взяла себе.
— Ты хочешь узнать, холодно ли мне или моему сердцу? Мертвые не чувствуют холода. А я мертва, ты это знаешь. Просто мне не хватает мужества лечь в ящик и покончить со всем этим. Что ты делаешь?
— Подрезаю кусты. Я не могу сидеть сложа руки. Тебе тоже следовало бы чем-нибудь заняться, вместо того чтобы причитать. Суд еще не скоро, а значит, надо смириться и попытаться сделать свою жизнь терпимой.
— Ты, я вижу, делаешь это с помощью рабочих, — ухмыльнулась Кэсси.
— Да, мне нравится играть с ними в карты и беседовать. Это хоть какое-то развлечение. Последнее время меня все больше угнетает твое общество.
— Похоже, ты меня обвиняешь во всем случившемся.
— Нет, я просто говорю то, что думаю. Ты никогда со мной не заговариваешь первая, всегда ждешь, что это сделаю я. Ты постоянно ноешь и жалуешься, у меня уже нет сил это выносить. Мы должны делать все возможное, чтобы облегчить себе жизнь, и терпеливо ждать, когда все закончится.
— Тебе легко говорить. Что ты потеряла, когда нас вовлекли в Программу? Работу, вот и все. Я же отказалась от Ника, бизнеса, замужества. От всего, — горько констатировала Кэсси.
— Это была не просто работа. Это была моя карьера. Я верю, что смогла бы добиться больших успехов. Кроме того, я не собираюсь себя хоронить заживо. Жизнь продолжается, Кэсси. Мы живы и здоровы… — Мэри так часто повторяла эту фразу, что ее саму от нее тошнило. Кем была для нее сидевшая напротив женщина, трясущаяся от холода, но не желавшая пошевелиться, чтобы надеть куртку?
— Ругай меня, ругай, я уже к этому привыкла, — устало пробормотала Кэсси.
