Алисия вскрыла письмо и стала читать. А он, затаив дыхание, стоял рядом, но не делал попытки разглядеть, что таят в себе два отдельных плотно исписанных листка.
Наконец Алисия шепотом окликнула его и, убрав со лба волосы, подняла к нему лицо — бледное, мокрое от слез. Норман крепко прижал ее к себе. Потому что, если она нуждается в утешении — какова бы ни была причина ее расстройства, — он всегда готов подставить ей свое плечо.
— Ты… ты была очень привязана к нему. — Слова давались ему с трудом. — Я видел, как ты горевала на похоронах. — Ему хотелось, чтобы Алисия оспорила его предположение, но знал, что опровержения не услышит. Что бы Леон ни написал в своем личном послании к ней, слезы свои она выплачет в его объятиях.
— Привязана к Леону? — промолвила Алисия. — В какой-то степени да.
— Лгать мне и оправдываться передо мной не надо. — Это прозвучало почти грубо.
Алисия отстранилась от него и, кусая нижнюю губу, покачала головой, пытаясь обрести самообладание.
— Я не лгу. Верно, после того как он прилетел ко мне в Бостон, чтобы сообщить о смерти Филлис, я стала относиться к нему лучше. — Она вытащила носовой платок и громко высморкалась. — Он так корил себя, был полон раскаяния, все извинялся и извинялся за то, что ложью принес мне столько горя. О том, что из-за его подлости я потеряла и ребенка, и тебя, я ему так и не решилась сказать. Он и без того слишком мучился, проклиная себя за то, что окончательно отвратил от меня мать.
— Значит, ты простила его? — Норман вновь привлек ее к себе. Он помнил, как сильно изменился Леон после смерти жены — усох, ушел в себя, стал добрее, внимательнее.
— Что толку таить зло на старые обиды? — Алисия говорила, уткнувшись ему в свитер, и оттого ее голос звучал глухо. — Он писал мне, я иногда отвечала — коротко, сообщая всякую всячину. Леон казался таким одиноким, несчастным. Мне просто его было жалко. А в тот день я не его оплакивала. В ночь перед похоронами мне приснился наш ребенок — впервые за много лет.
— Тебе это до сих пор причиняет нестерпимую боль? — Норман готов был от досады пробить кулаком стену, но продолжал ласково обнимать ее. Он жизни бы не пожалел, чтобы защитить ее от боли, но в этом случае был бессилен что-либо сделать.
— Уже нет. С тех пор как узнала, что ты тоже хотел нашего малыша. — Она подняла голову с его груди, ее глаза светились любовью. — Для меня это очень важно. Мы ведь оба любили это крошечное существо и потому не можем смириться с его утратой. И у нас будут еще дети. А теперь, прежде чем миссис Фирс вернется с чаем… — она протянула ему два исписанных листка, — прочти их. Сначала этот.
Норман, посмотрев на нее, взял листки, которые оказались двумя разными письмами, и быстро пробежал их глазами. Первое было написано Филлис и адресовано дочери. С него он и начал, как просила Алисия.
Тон материнского послания был почти истеричный. Филлис в сбивчивых выражениях поведала о своем желании помириться, упомянула незаконченное письмо, оставленное на острове, призналась, что не может больше закрывать глаза на измены Леона и стыдится того, что убедила себя в правдивости клеветнических слов мужа, когда тот сказал, будто Алисия сама бросилась ему на шею.
…Поверь я тебе, наш брак был бы обречен. А мне не хотелось терять то, что я имела. Поэтому я сказала себе, что верю ему, и отреклась от тебя, моей дочери. Я была тебе плохой матерью, алчной, эгоистичной, и в итоге возненавидела себя…
Так вот почему плакала Алисия! Норман молча обвил ее рукой за талию, привлек к себе и стал читать письмо Леона. В нем содержалось немного — извинение и объяснение.
Узнав о трагической смерти Филлис, Леон вернулся домой и среди прочих ее вещей обнаружил письмо, адресованное дочери.
…Тогда я понял, какой непоправимый вред нанес вам обеим. Меня это потрясло и изменило все мои представления о жизни. Но я так и не набрался смелости переслать тебе ее письмо. Я вручаю тебе его теперь и оставляю все, чем владею. Хотя, конечно, это ничтожное возмещение за причиненное зло…
Алисия видела, как в процессе чтения разглаживаются морщины на лбу Нормана, и ей все стало ясно. Впрочем, она всегда подозревала, что Норман полагает, будто она заработала наследство, ублажая Леона в постели.
С непроницаемым выражением на лице Алисия забрала у него письма, сложила и убрала в сумочку.
— Как я уже говорила, у тебя на редкость неуемная фантазия. — Она ткнула пальцем ему в грудь. — Ты думал, что Леон ухлестывает за мной и я принимаю его ухаживания, потому что мне нужны его деньги. Все до единого пенса. — Она еще раз ткнула его. — Ведь так? Признайся!
Норман похолодел. В груди образовался тугой узел, затрудняющий дыхание.
Неужели она сейчас скажет, что не станет женой человека, способного на столь недостойные мысли в отношении будущей супруги? И уж тем более не может любить такого человека. Неужели опять уйдет из его жизни и оставит погибать в одиночестве?
Он взглянул на нее, и — о чудо! — ее золотистые глаза смеются. И губы тоже улыбаются. Но сам он был не в силах улыбаться. Он чувствовал себя презренным червяком.
— Прости, Алисия. Мне так стыдно.
— Не мучай себя. — Она уже улыбалась во весь рот, и у него немного отлегло от сердца. — Ты считал меня порочной женщиной, но все равно хотел жениться на мне. Значит, ты любишь меня по-настоящему, со всеми моими бородавками и наростами!
Вот уж воистину святая правда! Он любит ее беззаветно, и с каждым ударом сердца эта любовь только крепнет. Она — удивительная женщина, и он ее не достоин, но всю оставшуюся жизнь будет стремиться к тому, чтобы оправдать ее доверие.
Наконец и Норман улыбнулся, сверкнув крепкими белыми зубами.
— Не то слово. Я тебя обожаю. — Он подхватил ее на руки и закружил по комнате. — Но я ужасно рад что все те бородавки с наростами просто плод моего воображения!
— Чай, — провозгласила миссис Фирс и застыла в дверях гостиной, пораженная их ребячеством.
Норман поставил Алисию на ноги. Раскрасневшаяся, сияющая, она просто ослепляла неотразимой красотой. Он поднес к губам ее ладонь и поцеловал.
— Миссис Фирс, очень скоро я поведу мою ненаглядную крошку к алтарю. Не желаете первой поздравить меня?
— Давно пора, если хотите знать мое мнение. Я всегда считала, что вы созданы друг для друга, — ответила экономка.
Норман забрал у нее поднос и отнес на стол.
— Совершенно верно. — Он окинул взглядом содержимое подноса — серебряный чайник, бутерброды с тонкими ломтиками копченой лососины, кекс с цукатами и орехами и тарелку с колечками колбасы. — Так, вы приступайте, а я схожу за шампанским из запасов Леона. Думаю, нам следует отметить такое событие.
Алисия разлила чай и вручила чашку миссис Фирс.
— Прошу садиться, — предложила она экономке, и та устроилась в кресле у камина. Алисия со своей чашкой села на диван у стола, чтобы Норман потом мог занять место подле нее. — Вы уже думали, где хотите жить, когда дом будет продан?
