Дороти осмелела настолько, что вытащила рубашку у него из брюк и вздрогнула от удовольствия, прикоснувшись к его обнаженной коже. Она провела рукой по его позвонкам, по его плечам, ощущая силу этого сильного тела, разгоряченного страстью. Но ей уже хотелось большего — узнать его запах, впитать в себя его вкус. Хотелось слиться с этим мужчиной в единое существо.
И в перерывах между поцелуями Дороти шептала Дункану об этом — горячечно, сбивчиво.
Слышала собственный голос и не верила, что говорит такое. Но она уже не владела собой. Ее тело будто плавилось в горниле обжигающего желания.
— Ты этого хочешь? Этого? — хрипло прошептал Дункан. Его руки скользнули Дороти под свитер. Он провел ладонью по ее груди, обтянутой шелком бюстгальтера. Дороти тихонечко застонала. Она так жаждала его ласки, что малейшее прикосновение его пальцев отозвалось во всем теле сладостной дрожью.
— Данк… прошу…
Его пальцы скользнули по ее соскам, и Дороти опять застонала. Она вся изогнулась, прижимаясь к нему, а потом чуть не закричала от обиды, когда Дункан убрал руки.
— Тише, все хорошо, все хорошо…
Эти слова он прошептал ей на ухо, будто хотел ее успокоить. Но Дороти сейчас было нужно совсем другое. Она продолжала прижиматься к Дункану, ища избавления от того нестерпимого, лихорадочного желания, которое горело в ней. Он начал снимать с нее свитер, она поняла это, только почувствовав, как прохладный ветерок коснулся ее разгоряченного тела. Дороти замерла и ждала, затаив дыхание, — ждала, когда он закончит и между ними уже не останется этой преграды. Правда, сам Дункан пока оставался одетым. И это было невыносимо. Будь у Дороти побольше смелости, она бы сама раздела его…
— Как ты прекрасна. Я еще тогда знал, что ты будешь невообразимо прекрасна.
Он произнес это, практически не отрывая губ от ее губ, раскрытых ему навстречу. Его дыхание было как шелк, как влажный мягкий шелк, если провести им по коже. Дункан наклонил голову и принялся покрывать поцелуями шею Дороти, ее ключицы…
Она вцепилась в его рубашку и дернула, обнажая ему грудь. Она хотела коснуться губами его кожи, целовать ее, провести по ней языком — так, чтобы в нем пробудилось желание, столь же сильное, как и то, которое он будил в ней.
Дороти не задумывалась о Сом, откуда к ней пришло это знание, этот чувственный опыт, это осознание своей женственной сексуальности. Она хотела, чтобы его тело было открыто для нее — для ее губ, для ее рук, для ее желания. Ее распаленная плоть томилась желанием и требовала, чтобы он тоже желал ее.
Дункан вдруг перестал целовать ее. С этим Дороти не могла смириться. Она запустила руки в его волосы и слегка потянула. Не больно, но все-таки ощутимо — так, чтобы он понял, как ей нужны его ласки. Оца едва не расплакалась от божественного облегчения, когда почувствовала жаркое дыхание у себя на груди, жгучие прикосновения его гу6. Сначала он ласкал ее осторожно и нежно, а потом, когда понял, как велико ее желание, отбросил осторожность. Его поцелуи сделались требовательными и настойчивыми.
Если бы Дункан не прижимал Дороти к двери, она бы, наверное, упала — такая ее охватила слабость… Ее тело полностью отдалось во власть желания.
Когда Дункан слегка прикусил ей сосок, Дороти уже даже не застонала, а закричала от удовольствия. Она выгнула спину, подавшись ему навстречу, вся дрожала под его ласками… Но Дункан почему-то остановился.
— Прости, — прошептал он. — Это ты… Господи, Дорри, ты понимаешь, что делаешь со мной? Я готов взять тебя прямо здесь, где мы сейчас стоим. Но я не хочу причинить тебе боль.
Наверное, его слова должны были вернуть Дороти к реальности, но вместо этого они еще сильней разожгли огонь страсти, который бушевал у нее внутри и сопротивляться которому было уже невозможно. Она прошептала дрожащим голосом, поднеся губы к самому уху Дункана:
— Мне не будет больно. И я не хочу, чтобы ты останавливался.
Она заглянула ему в глаза — открыто, без смущения и страха, зная, что он все прочтет у нее в глазах.
— Ты этого хочешь? — спросил Дункан с каким-то странным, почти жестоким удовлетворением.
— Да, этого. И не желаю, чтобы нам что-то мешало. — Она сняла с него рубашку. А когда Дункан провел рукой ей по щеке, еще умудрилась выговорить: — И твои губы, Дункан. Мне нужны твои губы.
Ей показалось, что он застонал, но она не была в этом уверена. Но он точно услышал ее сладостный стон, когда мгновение спустя его губы прижались к ее разгоряченному телу. Она хотела обнять его, ощутить жар его обнаженной кожи. Ей надо было утолить свою жажду — сейчас же. Но Дункан чуть отстранился, быстро поцеловал ее в щеку и мягко проговорил:
— Нет, Дорри. Я не могу. Я не смею…
Гордость, самоуважение — все было забыто, когда Дороти прильнула к Дункану еще теснее и прошептала:
— Данк, ну пожалуйста. Не отказывай мне сейчас…
Она даже не поняла, что плачет, пока он не осушил ее слезы своими губами.
— А ты представляешь, что творится сейчас со мной? Я тоже хочу тебя. Вот, Дорри, почувствуй… почувствуй, что ты со мной делаешь!
Дункан резко притянул Дороти к себе, взял ее руку и положил на свою распаленную плоть. Она еще никогда не прикасалась к мужчине там. Но то, что она ощутила… Такая сила, такой напор! Это божественно!
— Данк, пожалуйста, сейчас… Я хочу тебя прямо сейчас!
В Дороти говорил тот глубинный и древний инстинкт, который был сильнее разума и логики, — инстинкт женщины, осознавшей силу своей сексуальной природы, женщины, которая не просит уже, а требует от своего мужчины, чтобы он подарил ей счастье. Она почувствовала, что Дункан отодвигается от нее, и впилась пальцами ему в плечи.
— Тише, маленькая. Все в порядке, все хорошо, — хрипло прошептал он, а потом… потом все действительно стало хорошо.
Дункан быстро сбросил с себя одежду. Дороти мгновенно прильнула к нему. Она обняла его крепко-крепко и почувствовала, как он дрожит.
— Дорри, я тебя прошу, — выдохнул Дункан, подхватив Дороти на руки. — Я с тобой в первый раз. И я хочу, чтобы это длилось вечно.
Но ты такое со мной делаешь, что, боюсь, я даже не доберусь до кровати.
Дороти тоже вся трепетала. Его слова возбудили ее еще больше. Она неистово обняла его, еще крепче, прижалась к нему еще сильнее и простонала:
— И не надо, Данк. Да. Я хочу тебя прямо сейчас. Здесь и сейчас.
Дункан буквально швырнул ее на дверь. Дороти застонала. Но не от боли, а от неистовой страсти, рвущейся наружу. Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. Он был ее первым любовником, а ее тело принимало его так, будто знало всегда. Она обняла его, прижалась еще теснее и ласкала, ласкала… Но все, что она отдавала ему, возвращалось к ней небывалой радостью.
Дункан вошел в нее, и тогда она познала истинное счастье предельной близости с любимым человеком. Уже ничего не стесняясь, она кричала и стонала. Она отдавалась ему вся, без остатка. И он тоже полностью отдавался ей, но все-таки старался сдерживаться. И только тогда, когда Дороти достигла вершин наслаждения, он дал полную волю своей клокочущей страсти. Их голоса слились в единый ликующий крик…
