Я поднял шкалик снова и оповестил стенку перед собой:
— За олигархов!
3
Усатая женщина — судя по звезде на погонах, просвечивавших из-под неплотной материи белого халата, майор — сидела на стуле посреди выкрашенной белой краской камеры и крутила меня, словно дитятю, меж расставленных коленок, обтянутых бриджами. Бриджи были заправлены в хромовые сапоги. Реликтовый образ военврача времен второй мировой войны дополнялся марлевой пилоткой, которая едва скрывала почти мужскую лысину среди седоватых лохм, стянутых на загривке резинкой, как у латиноамериканских наркодельцов в голливудских фильмах. Поглядывая на меня с любопытством поверх оправы огромных очков, бывших в моде в семидесятые, воинственная дама диктовала помощнице инвентарную опись высмотренных на поверхности и прощупанных внутри моей плоти повреждений. Термины изрекались сугубо медицинские или латинские, но про одно сломанное ребро и про другое с подозрением на перелом я разобрал.
Состояние моих телес молоденькая помощница-казашка проворно разносила по графам отпечатанной на серой бумаге формы.
— Хабеас корпус, — изрек я с ученым видом.
— Правильно, — сказала дама. — Неприкосновенность личности. Юридический акт, запретивший в тринадцатом веке британскому королю рукоприкладствовать в отношении вассалов. Теперь это международно-правовая норма, которой мы неукоснительно следуем… Составим актик, с чем вы явились, подпишете…
— И никаких претензий? — спросил я.
— Претензии останутся, почему?
— К кому же?
— К тем, кто вам нанес эти интересные телесные повреждения до поступления к нам… Но разговаривать не положено. Вы должны молчать. Верно, Юра?
Надзиратель Юра, двухметровый детина в камуфляжной форме и красном берете, обвешанный дубинкой, наручниками и не оттягивавшей пояс кобурой, возможно, и с туалетной бумагой внутри, переступил с ноги на ногу и сказал вежливо:
— Ну, Софа Ильинишна… Вы же знаете!
Мне показал кулачище. Ором диктовке мешать не решился.
Дух Ибраева витал в воздухе медпункта. В протокол осмотра вносился набор повреждений моему «корпусу», который вполне будет соответствовать, если понадобятся косвенные улики, исходу рукопашной со «сладкой парочкой» возле «Детского мира», устройству взрыва в «Стейк-хаузе» и сопротивлению отчаянно боровшегося за жизнь прирезанного мною Усмана. Когда подполковник подвешивал меня на ременной петле, он отнюдь не лютовал, он реализовывал, говоря по-современному, часть своего бизнес-плана.
Мой оптимизм рос. Подполковник открывался новыми гранями своего контрразведывательного дарования. В его профессиональной предусмотрительности угадывались черты, общие с хваткой моего работодателя и на данный момент полного тезки.
Я охотно подписал протокол своего медицинского освидетельствования, а потом, поохивая от щекотки, с удовольствием отдался юной казашке, которая обмотала меня эластичным бинтом.
— От вас, кажется, водочкой попахивает? — спросила докторша на прощание.
Упоминание про водочку, я почувствовал, оказалось знаковым, это было свидетельство о привилегиях. Надзиратель Юра больше не упирал конец дубинки мне в спину, пока мы вышагивали к двери, за которой я оказался в бетонном колодце. По дну размером три на четыре метра нервно метались в затылок пять человек. Двое носили каракулевые генеральские папахи без кокард и дорогие шинели со споротыми погонами, судя по цвету петлиц, авиатор и артиллерист.
Я поднял голову. Стенки колодца уходили в клочок голубых небес, расчерченный колючей проволокой и стальной решеткой. Разглядывать можно было только четыре гофрированные подошвы галош на валенках двух часовых, переминавшихся на решетке. Как же бодрил морозный воздух!
— Наверное, не меньше тридцати градусов ниже нуля, — сказал я вполголоса, пристраиваясь за авангардным пальто оттенка «аврора».
— Ускорьте шаг, — сказал муж Ляззат через плечо. — Дыхание учащается, пар изо рта скроет от надзирателей то, что мы разговариваем… Если услышат, немедленно в камеру. Вы поняли, Фима?
Я принялся демонстративно страдать одышкой.
— Спасибо за угощение, — сказал я, переходя на рысь, чтобы как бы ненароком упереться Олигарху в спину.
Он услышал. Услышал его и я:
— Пустое… У меня полный холодильник. И ежедневно из ресторана Дворца Республики горячее… Я сделал два заказа на сегодня. Но это пустое. Я могу помочь вам…
Мы протрусили мимо дверей, возле которых стояли два прапора в тулупах. На противоположном конце колодца я спросил:
— Каким образом?
Мы обходили бывшего авиатора. Обгонять разрешалось. Не разрешалось менять направление или перемещаться плечом к плечу. Рысь отдавалась в побитых боках. Но я забыл о боли и сбился с ноги, когда Олигарх сообщил:
— Достать копии документов, за которыми вы приехали в Алматы.
Артиллерийского генерала мы обошли ещё быстрее, а заодно и высокого с интеллигентным профилем казаха в распахнутой замшевой дубленке. Мой бараний тулупчик, шапчонка с ушами, штанцы с люстриновой ниткой и матерчатые ботинки с молнией выглядели в этом тюремном салоне высокой моды сущим хламом. Хлам, выданный Ляззат, определенно принадлежал кому-то из третьесортных прихлебателей на вилле Ибраева. Так что мое место в избранном обществе, если принимать по одежке, было последним.
— Каким образом? — подхалимски повторил я вопрос, чтобы скрыть свое (отчего бы не сказать и правду?) замешательство.
Олигарх успел развить свою мысль до конца круга:
— Матвей мой зять. Женат на дочери от первой жены.
Через пару-тройку шагов я сообразил, что Матвей — это Матье.
— Ну? — спросил я.
— Что — ну? Вы хотели встретиться. Вот и встретились, — сказал он.
— Господи помилуй, вы что же, велели Ибраеву меня засадить сюда ради этого разговора?
Он и на этот раз успел ответить:
— Так получилось. Вас уже пасли до встречи с Мотей…
— Последние две минуты! — заорал прапор от дверей. — Организованно! Слушай меня-я-я! Все-е-ем! Стоять!
— Мне нужна только одна помощь, — сказал я. — Чтобы вырваться на свободу.
— Свободы я вам обеспечить не могу, — сказал Олигарх. — А документы да…
— На-а-а-а… ле-е-е… — затянул прапор, окутываясь паром, вырывавшимся из его луженой командирской глотки, и оборвал: — Ву! К двери, ша-а-а-а-гом ма-а-а-арш!
Вряд ли прапор в пару мог заметить, что мы разговариваем, и я быстро сказал:
— Хорошо. Пусть э-э-э… Мотя готовит подлинники. В крайнем случае, за ними явится вместо меня другой.
— Мне кажется, ваш дублер уже появился…
Дверь распахнулась перед нами.
— Спасибо за прогулку, — сказал я Олигарху.
