Книга Возраст гнева - Сергей Самаров

Разговаривая с подполковником Лыковым, я, не отрывая трубку от уха, прошел мимо увесистого охранника, косо посмотрел на него. Он ответил мне высокомерным тупым взглядом, полным любопытства.

Я закончил разговаривать с подполковником Лыковым, когда открывал дверцу «Джимни». Именно в этот момент я почувствовал опасность. Это чувство запредельное, необъяснимое, но я уже много раз убеждался, что оно меня не подводит. Несколько раз, выдвигаясь колонной в поисках бандитов, я предупреждал бойцов передового охранения, что они вот-вот выйдут или на посты противника, или даже на засаду, устроенную на подступах к бандитской базе. И обязательно выставлял в охранение второго пулеметчика. Один пулемет в состоянии подавить встречный огонь нескольких автоматов. Но не всегда. А два пулемета подавят наверняка. И мое чувство опасности меня не подводило. Действительность каждый раз подтверждала, что я вовремя принимал необходимые меры.

Происходит это само собой, без всякого напряжения чувств. Просто вдруг появляется что-то похожее на беспокойство, хотя и беспокойством это тоже однозначно назвать нельзя.

Однажды в госпитале, в очередной раз подлечиваясь после командировки, я разговаривал на эту тему с психологом из медицинского управления ГРУ. Он не был узким специалистом в этом вопросе, но кое-что знал из медицинской литературы и по рассказам коллег. Он назвал мой случай приобретенной повышенной эмпатичностью и тут же упомянул еще одно незнакомое слово — сенситивность. Я не знал, что они означают, и не постеснялся переспросить.

Психолог, видя, что я ничего не понял, назвал ситуацию человеческим языком — повышенная чувствительность. И признался, что и сам встречался с подобным явлением. Причем только один раз у солдата, и многократно — у офицеров. Солдат участвует в боевых действиях меньше, чем офицер. Солдаты приходят и уходят, а офицер остается. И идет в бой вместе с очередным призывом. И каждые последующие боевые действия привносят в подсознание офицера дополнительные чувства. Чем острее развито у него чувство опасности, тем дольше проживет он сам и меньше солдат будет убито в бою.

Точно так же опытный боксер, не видя удара, выбирает правильную защиту — ныряет или уклоняется. В спорте тоже помогает подсознание, настроенное соответствующим образом.

Сейчас я не вел в бой солдат. Боевой оставалась моя задача. Согласно планам ИГИЛ, одной из целей этого псевдогосударственного образования было продвижение в Россию. Вмешиваясь в деятельность ИГИЛ, я наносил превентивный удар по этим планам. Иными словами, выполняя поставленную задачу, я сохранял жизни российских солдат. И пусть это были не солдаты моей роты, поскольку сам я уже не являлся командиром подразделения спецназа, тем не менее это были точно такие же мальчишки, и я продолжал чувствовать за них ответственность. Но чтобы победить тех, кто действует против меня, мне, прежде всего, следовало сохранить свою жизнь. А в данный момент я чувствовал, что ей что-то угрожало, хотя и не понимал, что именно.

Я посмотрел по сторонам. Рядом никого не было. Только по дороге метрах в двадцати от меня один за другим проезжали автомобили. Проезжали без задержки, никто из находившихся в них в мою сторону даже не смотрел.

Я сел в машину, вставил ключ в замок зажигания и хотел было его повернуть, как что-то вдруг остановило мою руку. Я вспомнил занятия в минно-взрывном классе, когда нас учили минировать машины. В таких случаях нет смысла тратиться на радиоуправляемые взрыватели, тянуть провода для их активации — провода зачастую невозможно замаскировать. Гораздо проще установить взрывное устройство с детонатором, который срабатывает от тока самого автомобиля. Поворачиваешь ключ зажигания, запускаешь стартер и тем самым активируешь взрывное устройство. Все просто и надежно. Тут уже нет силы, которая предотвратит взрыв, кроме… обостренной эмпатичности.