Она встала с кушетки, но прежде чем выйти из комнаты сына, сказала:
— Машину я на тебя перепишу, хочешь? Получишь права, будешь меня на рынок за картошкой по субботам возить. И в лес за грибами.
Но тут Андрей от монитора оторвался, посмотрел на нее чистым взглядом и сказал:
— Да ну на фиг машину эту, мам. Учиться водить в лом, реально. Отдай ее лучше отцу, пусть дальше катается.
Надя задохнулась от таких слов. Столько лет, из года в год, терять время и деньги на нотариуса, оформлять и продлевать доверенность, лишь бы при разводе — при возможном разводе! — автомобиль остался за ней! И тут сын такое ей говорит!
Сейчас она ему скажет. Но посмотрев в глаза своего взрослого ребенка, произнесла легко:
— А и пусть катается дальше. Ты прав, сынуль.
И чмокнула его в макушку. И отдала от машины ключи. И попросила съездить к отцу в больницу, чтобы их передать.
Оказывается, из больницы Кирилл уже выписался. И видимо, решил по месту прописки пока не появляться, а махнул на дачу. Это пока понятно. Непонятно только, о чем он говорит и что имеет ввиду, когда говорит, что на дачу «влезли и побесчинствовали».
Кирилл выговаривал ей минут десять, она успела устать от его гундежа, но слушала не перебивая, чтобы разобраться и вникнуть.
Он приехал в поселок утром, а квартира оказалась не заперта. Но дверной замок не взломан.
«Я точно помню, что запирала замок, — тут же мысленно прокомментировала Надежда. — Дверь закрывается туго, и я попросила Леру на нее навалиться, а сама повернула ключ в замке. Потом мы подергали ручку для проверки. Дверь была заперта»
Кирилл, обнаружив дверь незапертой, не разуваясь, быстро прошел в кухню, ибо именно там находились дачные ценности — стиральная машина, микроволновая печь, тостер и кофеварка. Ну, и холодильник, конечно. Все было на месте.
Почувствовав облегчение и решив, что это его безголовая жена зачем-то наезжала в не сезон на дачу и забыла запереть дверь, он двинулся в комнату и похолодел.
Нет, там не было чудовищного разгрома, явившегося результатом обыска, и он не увидел одни лишь голые стены. Все было на месте. Но любой человек почувствует неприятный озноб, если, войдя в свое жилище, увидит следы чужого пребывания. Чужого и наглого.
Из вещей, принадлежащих семье Киреевых, был разломан только стул модели 70-х. От него отлетела спинка, сиденье вывалилось, и стул, превращенный в остов табуретки, валялся лапками вверх. На полу рядом с изувеченным стулом, присыпанный лоскутами то ли черного дерматина, то ли натуральной кожи, лежал ноутбук, даже не ноутбук, а небольшой нетбук. Вернее, его останки. Нетбук был искорежен всмятку. Картина Кирилла впечатлила.
Это не было его вещью. Это не было вещью его жены. А сын Андрей такие вещи на даче не оставляет. Вырисовался сюжет: некто проникает в их загородную квартиру, проходит в комнату, корежит хозяйский стул, а после разбивает вдребезги нетбук, который специально для этого приносит с собой. А затем, ничего не забрав себе из имущества и не испоганив жилище, удаляется. Идиотизм. Полный
И что теперь Кириллу делать? Ждать, когда псих вернется за останками своего портативного компьютера, чтобы похоронить под клумбой за домом? Или решит наведаться еще, только уже с каким-нибудь другим предметом домашней оргтехники, чтобы тоже его расчленить по колесикам, а после уйти не представившись?
— Значит так, Надежда, — выговорившись, решил поставить точку Кирилл, — я решил поменять замок. Хотя зачем я тебе все это рассказываю? Ты всегда плевала на то, с каким трудом мне даются деньги. Ты поэтому и дверь уходя не закрыла, потому что не ценишь то, что не тобой заработано. Ты думаешь, что тебя все просто обязаны осыпать купюрами.
Он что-то еще говорил, такое же несправедливое и оттого звучащее особенно гнусно. Надя невпопад отбивалась, а потом просто отсоединилась, перед этим пожелав ему удачно поменять замок. Ей пришла в голову мысль, и с этим она медлить не желала. Она набрала номер Андрея.
И Андрей сказал, что точно не помнит. Но, возможно, у Дашки в тот день и был с собой нетбук. В тот день, когда он вез ее к ним на дачу. Он припоминает, что кроме сумочки на плече у нее в руках был какой-то несуразный портфельчик. Или большая папка. Достаточно большая, чтобы служить переноской для маленького нетбука.
«Блин… — устало думала Киреева, направляясь по коридору к дверям своего отдела. — Что же это творится-то?.. Катерина сказала, что сообщения отправляли с двух разных компьютеров, один из них — ноутбук. Выходит, что Дарья Врублевская все же была при делах, и второй компьютер как раз Дашкин и есть. Так что ли? Она его таскала с собой повсюду, а на даче забыла в спешке. Или специально не взяла? А что, может, и специально. Может, она боялась кого-то. Тогда получается, что боялась она кого-то в собственном доме».
Голова шла кругом. Надежда включила чайник и снова задумалась. Хрень получается. Предположим, Дашка и есть тот кукловод «Седьмой». Предположим, что это она отправляла провокационные сообщения — как с домашнего компьютера, зарегистрированного на имя брата Игоря, так и со своего нетбука, сидя на скамеечке возле Макдоналдса или в метро. Тогда получается, что убивать ее некому, и она действительно покончила собой. Вот таким суровым мужским способом решила Дарья прервать свои дни.
Но кому потом понадобилось разыскивать ее нетбук, чтобы затем уничтожить вместе со всей изобличающей информацией? Этот кто-то должен быть о многом осведомлен, если нагрянул к Киреевым на дачу. Следил за Андреем и Дашей, что ли? Может и следил. От самой редакции и до самой дачной квартиры. Не означает ли это, что Андрей тоже в опасности? Пожалуй, нет. Если компьютер уничтожен.
А вдруг над кукловодом Дашкой был еще один кукловод? Он и убил свою главную марионетку, боясь с ее стороны разоблачения, и теперь прячет концы в воду. Сначала он стер все ее сообщения из личной переписки, а теперь уничтожил ее личный комп.
И тут до Надежды кое-что дошло. К Катерине Демидовой она обращалась за помощью в пятницу. В пятницу Катька влезла в кишки того инфернального сайта и раскурочила личную переписку «пантеры Галы» с таинственным «Седьмым». В пятницу на их глазах этот «Седьмой» производил удаление своих постов, хранить которые на сайте, конечно же, глупо и опасно.
А Даши не стало вечером в среду.
Мягко завибрировал телефон. Феликс взглянул на определитель. Номер, который высветился, был ему незнаком. Он, помедлив, нажал кнопку приема.
Голос был женский, мягкий, не бархатный, а синего шелка, и молодой. Голос сказал:
— Прошу меня извинить, но дело, по которому я вас беспокою, кажется мне важным, а я даже не знаю, как вас зовут. Меня зовут Надежда Михайловна, и мой сын дружил с Дашей. Нам было крайне тяжело принять известие о ее кончине. Она нам всем была очень симпатична. Поверьте, мы скорбим вместе с вами.
«Значит, не такая уж ты и молодая, если твой сын дружил с Дашей», — подумал Феликс, пропустив мимо ушей слова соболезнования, которым он не верил.
