Мне было тогда всего шесть лет, и мать сдала меня в детдом, временно, пока отец не вернется из экспедиции, как она меня уверяла. В детдоме все сразу пошло не так, дети меня почему-то не приняли. А может, я их, и они это чувствовали. Я, домашний ребенок, не понимала законов, по которым они жили, таких естественных для них, а главное, не хотела к ним привыкать, не хотела меняться и подстраиваться, а на сопротивление у меня не хватало силенок.
Однажды дети заперли меня в шкафу на целый день. Я сидела там в темноте и тихо плакала, а воспитатели решили, что я сбежала. Мне было страшно и душно, хотелось есть, но я никого не звала. Потому что знала, первыми на мой крик прибегут мои мучители. Вечером они меня выпустили, воспитатели стали допытываться, где я была, но я молчала, я ведь знала — если пожалуюсь, будет еще хуже. А на следующий день меня опять заперли, и через день тоже…
А потом я вышла на карниз, и это был всего лишь мой протест. С карниза меня сняли и отправили в психбольницу, и неизвестно, чем бы все кончилось, не вернись мой отец. Отец устроил директрисе детского дома жуткий скандал, а меня увез из больницы к себе. У отца мне было хорошо, но карниз мне долго снился по ночам. Через три года отец разбился на вертолете, и мать забрала меня к себе. Я тогда ей пообещала, что, если она снова отправит меня в детдом, сразу сбегу. Вот и вся история про шкаф. Впрочем, у нее еще было продолжение, но об этом потом, сейчас мои мысли заняты одним — страстным желанием как-то отсюда вырваться.
Как? Дверь заперта снаружи, окно зарешечено, стену мне не пробить. Я снова уставилась на шкаф. Там был старый халат, пришло мне на ум. А что он мне даст? А если попробовать переодеться, прикинуться больничной служащей, сестрой или нянечкой? Что ж, неплохой вариант, но ведь для этого нужно все-таки выйти в коридор. Вот тут загвоздка. Остается только попытаться скрутить медсестру, когда она явится с очередной порцией таблеток. Впрочем, сомнительно, чтобы я с ней справилась. В любом случае она успеет заорать.
Выходит, все безнадежно? Но я же не могу, не могу здесь оставаться! Я снова заметалась по палате, подлетела к стенному шкафу, открыла его, уставилась на халат, словно он мог мне что-нибудь подсказать. Протянула руку и сорвала его с гвоздя. А что это там мелькнуло? Как будто тусклый свет? Я влезла в шкаф, плотно прикрыв за собой дверцы, и прильнула к узкой щели между досками…
Да, за ней был свет! Что бы это значило? Пожалуй, только одно — там нет стены, вернее, дощатая стенка шкафа и есть стена… Другой вопрос, что за ней? Такая же палата или коридор? А узнать это можно, лишь сделав щель пошире, сейчас сквозь нее ничего не разглядишь, кроме неясного света. Расковырять бы ее чем-нибудь, что ли… Только непонятно чем. В палате, ясное дело, ничего подходящего не найти. А гвоздь, большой ржавый гвоздь, на котором висел халат!
Я взялась за шляпку и потянула гвоздь на себя. Крепко держится! Вытащить такой без подручных средств очень непросто. К тому же я никогда не отличалась ни силой, ни рабоче-крестьянской смекалкой. Все, до чего я додумалась, дабы облегчить свою задачу, это упереться в стенки шкафа спиной и ногами. Снова схватилась за шляпку гвоздя, зажмурилась и стиснула зубы. Пальцам сразу стало больно, к тому же, потные, они скользили по металлу. «Нужно было обмотать гвоздь какой-нибудь тряпкой», — запоздало сообразила я, и вдруг откуда ни возьмись — оглушительный треск.
…Гвоздь я так и не вырвала, зато ногами выломала одну из крашеных досок, это она так пронзительно затрещала. Уверенная, что громкий звук привлечет кого-нибудь из персонала, я пулей вылетела из шкафа. Долго прислушивалась: в коридоре было по-прежнему тихо. То ли, на мое счастье, поблизости никого не оказалось, то ли треск на самом деле не был таким уж громким.
Выждав еще минут десять, я снова нырнула в шкаф. Мне не терпелось увидеть наконец, что же там, за шкафом. А там был и не коридор, и не палата, а какой-то маленький закуток, заставленный деревянными ящиками, ведрами и сломанными швабрами. «Очень похоже на подсобку уборщицы, — подумала я. — Или на кладовку, в которую сваливают всякий хлам». Вдохновленная такой удачей, я приступила к следующему этапу операции. Для того чтобы перебраться из палаты в соседнее помещение, нужно было выломать по крайней мере еще пару узких досок. Тогда бы я смогла протиснуться хотя бы боком.
Метод, кстати, я избрала прежний, на это мне ума хватило. Снова уперлась ногами в стенку и поднатужилась. На этот раз мне пришлось здорово попотеть, поскольку остальные доски оказались очень даже прочными. Скоро у меня разболелась спина, а из глаз посыпались искры. «Не справлюсь, — с тоской подумала я. — Но если я не выломаю эти доски, то никогда отсюда не выйду, а это… Это невозможно».
— Но это же не каменная стена, а всего лишь доски, доски… — подбадривала я себя, обливаясь потом, и упиралась, упиралась ногами, набирая в легкие побольше этого спертого, затхлого воздуха…
…Они поддались, когда я уже не чувствовала собственных ног, когда ступни мои горели, а в голове стоял непрерывный звон, заглушающий все, даже треск сухого дерева. Еще несколько минут я сидела в шкафу, не в силах даже пошевелиться, после чего медленно сползла в грязную подсобку, которая показалась мне землей обетованной, — лаз, проделанный мною, вышел в итоге на удивление широким. Распласталась ничком среди ящиков и ведер, тревожно прислушиваясь к подозрительной тишине. Ни звука, только мое сердце гулко бухает.
Ну вот, теперь можно и осмотреться. Каморка, узенькая, как пенал, и окошко такое же узенькое и зарешеченное, между прочим. А в двух шагах от меня дверь, скорее всего ведущая в коридор, и если она заперта снаружи, то не много же я выиграла, приложив столько усилий!
Я поползла к двери на коленях, как будто хотела вымолить у нее спасения. Она была и вправду заперта, но так, для проформы, на один оборот, и замок разболтанный. К тому же его неоднократно меняли, вон сколько фанерных заплаток на хлипкой двери. Даже мой непрофессиональный взгляд способен оценить такое.
Подцепить, нужно чем-нибудь подцепить язычок замка и отжать его. Я лихорадочно завертела головой. Есть: подойдет жестяная обшивка, скрепляющая ящики. Я тут же бросилась к ближайшему ящику и, насажав заноз, открутила полоску жести. Она была довольно ржавая — видно, ящики валялись здесь с незапамятных времен, — и я для надежности согнула ее вдвое. Теперь я была уверена, что быстро отопру дверь. Мне пришлось изрядно повозиться из-за отсутствия дверной ручки. Несколько раз, когда замок уже поддавался, вибрирующая дверь сводила на нет все мои усилия.
И все-таки она сдалась на милость победителя. То есть на мою. Но как она заскрипела, когда я стала ее потихоньку открывать — а открывалась она, как назло, наружу! Моему взору снова предстал длинный и темный коридор, совершенно безлюдный, если не считать одинокую фигуру за столом в противоположном конце. Наверное, дежурная медсестра, или как там у них называется. Но что мне делать дальше? Хорошо, надену я белый халат и выйду в коридор, но какое направление выбрать? На глаза персоналу в любом случае лучше не попадаться.
Так, нужно поразмыслить. В той стороне, где за столом дремлет дежурная, как раз и располагается кабинет Леонида Борисовича, меня ведь к нему водили. Там же, по всей вероятности, сосредоточены главные помещения, а здесь, надо полагать, тупик, всякие там подсобки всегда располагаются в укромных уголках. Впрочем, не такой уж я крупный специалист в подобных вопросах, если честно.
