Разумеется, у всякого есть недостатки, и каждый может ошибаться, но такая жестокость просто немыслима! Пусть говорят, что все это чепуха, что только любовь важна, но сомнения не оставляют Лариссу. Пусть она по-прежнему любит его, что так неоспоримо подтвердила сегодняшняя встреча. Сердце до сих пор не успокоилось и нестерпимо ноет. Но она презирает Винсента за все, что тот сделал, и никогда не сможет смириться и простить его.
Ларисса с ужасом думала о предстоящей бессонной ночи, поэтому очень обрадовалась, когда в дверь постучал отец. Однако оказалось, что предмет разговора далеко не так приятен.
— Мне сообщили, что лорд Эверетт нанес тебе сегодня визит, — начал он, устраиваясь у камина рядом с дочерью, молча смотревшей в весело пляшущий огонь. — Не думал, что он последует за мной сюда, иначе позаботился бы, чтобы его не пустили дальше дверей. Надеюсь, ты знаешь, что я настоятельно запретил ему видеть тебя. Очевидно, он меня не послушал.
— Ничего страшного, — отозвалась она. — Вряд ли он снова попытается встретиться со мной.
— Значит, ты ему отказала?
— Ты знал, о чем он собирается просить?
— Скорее догадался. Он твердит, что любит тебя. У тебя есть причины сомневаться в этом после пережитого.
— Да… нет… не знаю, — раздраженно буркнула она. — Совсем запуталась.
— Прости, Рисса, я понимаю, что ты не хочешь говорить о случившемся. Но судя по твоему тоскливому виду, я предположил, что он тебе тоже небезразличен.
— Был. Теперь трудно сказать.
— Ах, если бы можно было прогнать любовь двумя-тремя резкими словами! Вот, возьми и прочитай, — отец протянул ей письма. — Они у меня уже несколько дней. Не хотел показывать их тебе, боялся, что снова расстроишься, но, похоже, напрасно это сделал.
— О чем ты?
— О письмах. Их принес Эверетт вместе с купчей на наш дом. Я случайно наткнулся на них после его ухода. Ты что-то знаешь о его брате?
— Почти ничего. Барон редко о нем говорил, и только когда рассказывал о детстве, мучительно одиноком… он клялся, что тут не сказал ни слова не правды.
— Но ты не веришь.
— Я уже сказала, что не могу отличить истину от вымысла. Что же до Альберта… они дружили только когда были маленькими. Видишь ли, Альберт был любимчиком родителей. Повсюду ездил с ними, а Винсента бросали дома. Однако, насколько я поняла, Винсент привык опекать брата и помогать ему во всем. Называет это братским долгом. Учти, я только передаю его слова, слова человека, который лжет.
На этот раз отец не обратил внимания на ее выпад.
— Думаю, ты многое поймешь из этих писем, — пообещал он. Ларисса вопросительно взглянула на отца, но тот, ничего не объясняя, знаком велел ей прочесть письма. Ларисса молча повиновалась. Оба были от Альберта. Ей пришлось прочитать первое дважды, чтобы уловить смысл.
— Кажется, здесь тебя выставляют в весьма неприглядном виде? — усмехнулась она наконец.
— Да, и письмо написано обиженным ребенком. Даже сам Альберт признает во втором письме, что так и не стал взрослым, по крайней мере чтобы отвечать за собственные поступки.
— Можно подумать, сам Винсент об этом понятия не имел.
— Ты сама сказала, что они с братом были не слишком близки.
— Ты его защищаешь? — удивилась она.
— Нет, просто пытаюсь поставить себя на его место и сознаю, что, окажись в таких же обстоятельствах, я действовал бы точно так же, а может, и еще жестче.
Скорее всего просто вызвал бы на дуэль человека, доведшего до самоубийства моего родственника.
— Но месть бессмысленна, ты сам так утверждал. И воспитал нас в христианском духе.
— Это верно', особенно когда у тебя нет средств вершить возмездие. Но если жертва погибла от своей собственной руки, а преследователь вышел сухим из воды, неплохо бы подтолкнуть ленивое правосудие.
— Ты в самом деле защищаешь его?
— Нет, — усмехнулся Джордж, — хотя бы потому, что многие факты остаются неизвестными нам. Даже Альберт признает, что все это время не расставался с бутылкой, и не может точно вспомнить, что послужило причиной его разорения. К сожалению, лорд Эверетт пришел к поспешным выводам. Но учитывая все, что написал его брат, трудно их оспорить.
— Все могло быть иначе, потрудись он узнать тебя лучше, — не сдавалась девушка. — Ты никогда не поступил бы так отвратительно…
— Не стоит так яростно негодовать, Рисса, — снова улыбнулся отец, — все закончилось благополучно, мало того, с некоторой выгодой для нас. Единственная, кто в самом деле пострадал, — это ты, но все еще можно исправить…
— Выйдя за него замуж? — фыркнула она.
— Только ты сама вправе решать, как быть, — покачал головой отец и направился к двери, но у самого порога обернулся:
— Я несколько раз перечитал первое письмо и позволил себе немного поиграть в «что, если бы…». Советую тебе сделать то же самое. Представь, что это писал взрослый Томас и адресовал его тебе. А потом спроси себя, как бы ты поступила.
Глава 27
Винсент не знал, как случилось, что отныне Джонатан Хейл считал его своим лучшим другом. И, как ни забавно это звучит, почти не ошибался. Винсент от души радовался каждому его приезду, вероятно, потому, что жаждал отвлечься. Но Джон, уверенный, что они друзья, был так трогателен, мил и забавен, что Винсент искренне наслаждался пребыванием в его обществе. И быстро понял, что без визитов и веселой болтовни Джона у него совсем не было бы спасения от ледяного холода, царившего в душе.
Да, до сих пор беды и неудачи обходили его стороной. Винсенту везло во всех предприятиях… кроме одного. Главного. Того, которое только и было смыслом его жизни. Как самонадеянно было с его стороны считать, будто он сумеет убедить Лариссу дать ему еще шанс. Что всего один разговор с глазу на глаз все изменит. Она все еще неравнодушна к нему, это видно по глазам. И только? Но разве этого достаточно? А ведь он воображал, будто, облегчив душу, сумеет уговорить ее начать все сначала. И снова ошибся.
Оставалось надеяться, что он пришел к ней слишком рано, что боль в сердце еще не утихла, а горечь обмана не иссякла. Но если она не нашла в своей душе сил простить его или хотя бы понять, почему он пошел на такое, значит, никакое время не залечит глубоких ран, нанесенных им.
Во всей этой грустной истории повезло одному Джонатану. Аскоты не воспользовались его страстным желанием иметь картину, хотя знали, сколько тот собирался заплатить. Джордж продал ему «Нимфу» по вполне разумной цене, составлявшей чуть меньше комиссионных, причитавшихся Винсенту. Тот был вынужден признать, что Аскот — честный и порядочный человек, каким рисовала его Ларисса, что, разумеется, отнюдь не улучшило его настроения.
И как же теперь жить, если нет сил оборвать связи с прошлым?
