Еще в средней школе я решила, что стану психологом. Эта мечта поддерживала меня, даже когда все, казалось, выглядело безнадежно. Она помогла мне сделать удачный выбор на последнем отрезке путешествия, когда мне нужно было вернуть себе владение словом, вспомнить, кто я такая, и научиться контролировать свои чувства. Я знала, куда я хочу прийти, и это очень облегчило мой путь. Сейчас цель, которую я тогда себе ставила, не кажется мне такой уж замечательной, очень уж она была узкой. Сейчас, уже став психологом, я не могу не признать, что это далеко не самое важное в моей жизни. Это интересная специальность, я люблю свою работу, и мне нравится работать с пациентами, но это не более, чем профессия, а вовсе не главная основа, на которой для меня зиждется смысл моей жизни. Сегодня многое другое для меня важнее, но тогда, когда это было еще только мечтой, она была для меня важнее всего. Возможно, так было, потому что мечта эта была так отчетлива, что в ней все было понятно. Не так давно я услышала по радио песню Бьерна Эйдсвога про «Безоблачное небо». Я услышала ее впервые после долгого перерыва, и тут я сделала открытие, что только сейчас я по-настоящему поняла, о чем он в ней поет. «Единственное, о чем она мечтает, это солнечный день с безоблачным небом», — говорится в песне. И затем он продолжает: «Часок без проблем в компании добрых друзей, быть хмельной без вина. Хмельной от счастья и радоваться мирной передышке. Не так уж много для мечты, но она знает, что это уже хорошо, так как часто жизнь бывает совсем не такой». Да уж, действительно! Жизнь была совсем не такой, когда я впервые услышала эту песню лет десять-пятнадцать назад. Я понимала, что в ней поется про то, что кому-то плохо и больно и он мечтает о чем-то недостижимом, это до меня доходило, дальше — темный лес. «Часок без проблем». Часок без голосов, без членовредительства, без ограничений, которые приносит с собой болезнь или лечение, без забот, одиночества, усталости… Нет, слова-то я понимала, но не могла представить себе содержащийся в них смысл. «В компании добрых друзей». Смеяться, болтать, спорить, заниматься чем-то вместе с людьми, отношения с которыми у тебя складываются на равных, которые проводят с тобой время по собственной доброй воле, а не за плату, просто потому что вам всем это приятно? Это тоже было лишено для меня смысла, хотя я и понимала слова. Это было не только недостижимо, но и невообразимо для меня. Я никогда не была взрослой и здоровой, у меня не было ясного представления о том, какой должна быть хорошая жизнь, мечты о «безоблачном небе» были мне незнакомы. Эти слова не давали мне никакой мотивации, потому что я их не понимала. Но когда я была подростком, у меня было достаточно здоровой любознательности, я любила учиться, и хотя мои мечты были несовершенны и ребячливы, я все же могла себе представить, что когда-нибудь у меня будет любимая профессия, и ради нее я буду учиться, работать и развиваться. Цель была очень конкретна, и путь к ней был также конкретен. Это облегчало мне дело, особенно на начальном этапе. По мере того как я по нему продвигалась, приближаясь к цели, она становилась все менее важной. К этому времени самый путь стал таким увлекательным, что уже это было для меня достаточной наградой, а цель казалась уже не такой важной. Но в начале пути, когда каждый шаг был для меня вызовом, ясная цель была очень необходима, чтобы я находила в себе силы двигаться в ее направлении.
У меня были романтические представления о выздоровлении, я представляла себе это как яркое переживание катарсиса. Мне казалось, что я достигну нулевой точки, и на меня снизойдет внезапное озарение, это будет как откровение, в моей жизни наступит драматический перелом, и тогда все вдруг изменится и мгновенно все станет очень хорошо. Ничего подобного не случилось. Были долгие будни, которые нужно было как-то прожить, и нужно было принимать решения, делая обыкновенный надоевший выбор. Сопротивление, грозившее сломить меня, не принимало вид огнедышащего чудища, а воплощалась в скучной, серой повседневности. Писатель Салман Рушди[21], более всего известный своими «Сатанинскими стихами», написал также чудесную маленькую книжечку под названием «Гарун и море историй». Однажды молодой герой встречает ужасного злодея, который грозится отравить все истории, какие только есть на свете. И Гарун с удивлением обнаруживает, что злодей этот, оказывается, не мрачный и страшный великан, а тощий, щуплый, худосочный, жалкий и хитроватый, шмыгающий носом ловкач из породы канцелярских работников, ничем не отличающийся от остальных. Опасность таится не в том, что мрачно, злобно и полно жизни. Настоящая опасность заключена в обыденном, мелком и будничном. И главная его опасность состоит в том, что на вид оно кажется настолько неопасным, что мы забываем с ним бороться.
Не было ничего захватывающего или мрачного, было просто трудно и утомительно. Трудности состояли в том, чтобы каждое угро вставать, делать все необходимое, и снова возвращаться домой в пустую квартиру. Чтобы в одиночестве есть, в одиночестве убираться, укладываться в скудные средства и жить, не имея друзей, которым можно было бы позвонить, чтобы поделиться своими радостями и горестями. Трудностью были ненавистные походы в парикмахерскую, потому что парикмахерша всегда задавала множество затруднительных вопросов, на которые я не знала, как ответить. Устаешь на работе? А чем ты занимаешься? У тебя будет в этом году отпуск? Я пыталась спрятаться за газетой, выставив ее перед собой как щит, но тогда я чувствовала себя асоциальной и невежливой. Дело не в том, что я не хотела разговаривать, но в моей жизни было так мало живого опыта, о котором можно было бы поговорить. Доктора говорили, как важно выстроить сеть социальных связей, но почти ничего о том, как я могу это сделать. И все же я старалась. Я записывалась в добровольные общества, в Красный Крест, в Общество трезвости. В IOGT[22]я встретила общество взрослых людей, у которых хватало душевной щедрости, чтобы принять в свой круг новенькую. Они заезжали за мной домой и отвозили назад после собраний. Собрания проходили всегда по одному и тому же плану: обсуждение повестки дня, обсуждение актуальной темы, затем перерыв и закуска, а после этого развлечения, музыка, культурная программа или лекция. Не очень, может быть, увлекательно, но зато предсказуемо и надежно.
Это была моя, светская жизнь, мы собирались два раза в месяц, и долгое время эти люди заменяли мне все остальные социальные связи. Они отличались душевной щедростью и широтой, и с ними я чувствовала себя в безопасности. Очень легко сказать, что «общество должно брать на себя ответственность» за людей с психическими заболеваниями, и при этом очень легко забывается, что общество — это мы. Они об этом не забывали. Один раз у меня случился небольшой рецидив, и я ненадолго попала в больницу, всего на несколько дней, но из-за этого я не могла пойти на очередное собрание и предупредила, чтобы за мной не заезжали. Когда меня выписали, они навестили меня дома с букетом цветов и пожеланием скорейшего выздоровления. За прошедшие годы я научилась спокойно переносить многое, и меня нелегко было вывести из равновесия недоброжелательным отношением, критическими высказываниями или унижениями. Но в этом букете цветов была какая-то такая фантастическая нормальность, в нем было столько доброжелательности и заботы, что я не выдержала и расплакалась. Я поняла, что у них принято так поступать, когда кто-нибудь из членов общества болеет. Я начала ходить на собрания сравнительно недавно, всего несколько месяцев назад, но они вели себя так, как будто считали меня «своей». Это придало мне сил, чтобы еще побороться за себя.
