Нет, проблема состояла в том, что ей не хотелось ничего покупать. У нее просто не было настроения. Она не хотела новую белую рубашку, серый шерстяной жакет или стеганую сумку. Она хотела Алекса. Она скучала по нему. Она хотела быть с ним, целовать его. И еще она хотела излить кому-нибудь душу. А не рассказать ли Элли о том, что происходит? Нет, нельзя, Наоми знала, что потом она обязательно пожалеет об этом.
Японский турист шагнул в сторону, пропуская ее, и потом обернулся, чтобы посмотреть ей вслед. Она не заметила этого. Из люка на дороге вынырнул рабочий и предложил ей выйти за него замуж. Она не остановилась.
Очутившись на Оксфорд-стрит, она преодолела давление потока пешеходов, который иначе унес бы ее к Триумфальной арке Марбл-арч, и на минутку остановилась у киоска, заваленного одинаковыми и безвкусными апельсинами, бананами, виноградом (и когда эти фрукты перестали казаться экзотикой?), в ожидании, пока какой-нибудь план действий не предложит себя к ее услугам.
Когда пошел дождь, она восприняла это как личное оскорбление — лучший стилист Лондона не для того полдня стриг и укладывал ее волосы, чтобы погода взяла и помочилась ей на голову, — и подняла руку, останавливая такси.
По дороге в Хакни она закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья и предалась эротическим воспоминаниям об Алексе, о том, как он пронзает ее, о его глазах и о том, как они будто обнимают ее, притягивают ее к нему. На нее волнами накатывало вожделение, заставляя ее дрожать.
Водитель, поглядывая в зеркало заднего вида, видел только то, как по ее лицу поочередно пробегали свет и тень клонящегося к закату дня; он видел, как на ее бледной коже танцевали силуэты колышущейся листвы. В Блумсбери он рискнул завязать разговор, предложив для обсуждения капризность британского лета, что всегда встречало отклик у его пассажиров. Но Наоми не ответила. Она не присоединилась ни к его проклятиям в адрес кругового движения на Олд-стрит, ни к его утверждению, что недавний ремонт покрытия ни к чему не привел. Не тронули ее ни многочисленность дорожных работ, ни тот факт, что практически каждая улица в столице была перекопана, — потому что она была совсем в другом месте, с Алексом, в своем воображении, она была далеко-далеко и готова на все.
Дворники скользили по лобовому стеклу взад и вперед. И только когда машина промчалась мимо Лондонфилдс, она открыла глаза, сфокусировалась на смутно узнаваемой географии и стала давать указания водителю: направо, налево, направо.
Со смешанным (и неприятным) чувством предвкушения и беспокойства, прикрывая сумочкой голову, она почти бегом поднялась по крутым ступенькам к двери Элли.
На краткое мгновение в окнах первого этажа промелькнула Элли в чем-то вязаном и очень розовом. Прежде чем она исчезла, Наоми увидела поднятую ладонь, увидела, как Элли машет ей.
И от этого она испытала неожиданный прилив хорошего настроения, ее охватило ощущение свободы, как будто ее только что выпустили из больницы после долгой болезни. Она даже почувствовала слабость и дрожь в ногах.
К Наоми пришло осознание того, насколько тяжело жилось ей на Лакспер-роуд, и не только из-за неписаных правил дома или из-за собственной ненужности. Труднее всего было скрывать от хозяйки свою страстную связь с хозяйкиным сыном.
Это было пыткой — держать свою любовь в секрете, не иметь возможности говорить о ней. Если бы она могла кому-нибудь рассказать об Алексе, то, может, происходящее показалось бы ей самой более вероятным и более реальным. Ей необходимо было произнести его имя вслух, связать его со своим именем, сказать: «Я и Алекс».
Она глотнула холодного и влажного воздуха, быстро выдохнула его. Здесь, на пустой каменной террасе было свежо и прохладно; позади нее стеной падал на землю дождь, принося с собой грязь и бодрость. Вдруг в доме на другой стороне дороги открылось окно; оттуда дерзко вырвалась музыка.
Из-под входной двери донесся лай Маффи. Звук то удалялся, то приближался, сообщая о передвижениях пса между прихожей и кухней. И вот появилась сама Элли. Искрясь, как молния, опасной энергией, она протянула приветственное «ита-ак» в своей всегдашней провокационной манере.
— Итак, — коротко ответила Наоми, проходя внутрь.
— Вытри ноги, будь добра. А ты заткни пасть. — Последнее распоряжение относилось к Маффи, который лаял так, что его отбрасывало назад.
Из кухни вышла босая Джуин с полотенцем на шее.
— О, — сказала она, — это ты. — Она взяла на руки заходящуюся лаем собаку, поцеловала ее в лохматую голову и невежливо, демонстративно пошла вверх по лестнице.
— Не обращай на нее внимания, — громко посоветовала Элли, — у нее сейчас то самое время месяца. Я всегда догадываюсь об этом, потому что ведет она себя в эти дни еще более одиозно, чем обычно. Разве не так, Джуин? — Она оперлась на лестничные перила и крикнула вслед дочери: — У тебя бывает ужасный предменструальный синдром, да, дорогая? Так, ладно! — Она довольно потерла руки. — Проходи же, Маркхем, садись, выпей стаканчик-другой пунцовой влаги из источника вдохновения. А может, напьемся вдрызг и будем всю ночь петь сентиментальные баллады? Ведь тебе не надо вести машину. Ты даже не умеешь водить. Боже упаси тебя от того, чтобы ты села за руль. А-а, я вижу, ты сделала прическу. Через неделю будет лучше. Кейт знает, что ты здесь? Ты бы позвонила ей и сказала, в противном случае она надуется и затаит обиду.
— Алекс ей передаст. — Вот, она сказала! Она произнесла вслух его имя! Наоми резко села на диван и сложила руки на коленях.
Александр Гарви. Довольно обыкновенное имя, как раньше ей казалось, но теперь оно несло в себе огромную мощь и значение. Она решила, что произнесла его достаточно непринужденно. Возможно, голос был чуть звонок, чуть неровен, но не настолько, чтобы это было заметно непосвященному собеседнику.
— Она хорошо тебя кормит? Ты тощая как спичка. — Элли потянулась через диван, чтобы в экспериментальных целях ущипнуть Наоми за руку.
— Ну, да. В смысле, кормит хорошо. Но последнее время я ем довольно мало. А еще она разрешает кошкам ходить по столу и нюхать тарелки. От этого у меня совсем пропадает аппетит.
— Отвратительно. Слушай, я не успела сходить в магазин. Я не собиралась ничего готовить. Мы закажем что-нибудь на дом попозже. Пиццу. Или китайскую кухню. Все, что захочешь. Но сначала мы должны обменяться новостями. Ты первая. Расскажи мне, как твои дела.
— Не думаю, что тебе понравятся мои новости, — предупредила Наоми.
Разумеется, Элли это не испугало.
Джеральдин Гарви вышла из ванны, и показалось, будто вместе с ней из ванны вышла половина воды. Должно быть, существовал такой непреложный закон физики, по которому чем старше становился человек, тем больше воды к нему прилипало. Обдумывая эту проблему, она прошлепала по полу из пробковой плитки к вешалке и завернулась в пушистое полотенце.
Было мокро внутри и мокро снаружи. Набухшие водой тучи с середины дня собирались над Лондоном — они неумолимо, целенаправленно двигались по небу, поливая по пути деревни и пригороды. Сад, давясь, жадно пил из луж. Бассейн переливался через края. Цветочные бордюры затопило. С тех роз, что не успели плотно свернуться в бутоны, все лепестки были оборваны и сброшены в грязевую жижу. Ломоносы оказались наполовину содраны со шпалеры и теперь свисали мокрой спутанной плетью. Джеральдин открыла шпингалет и распахнула запотевшее окно. Было видно, как банные пары устремились наружу, а внутрь проник невидимый, но ощутимый запах мокрой почвы.
