— Джекоб! Пойди выведи собаку, — решительно прервала неприятный разговор Милдред. — Энни, полежи спокойно. Ты выпьешь чай здесь, а потом пойдешь к себе. Тебе надо отдохнуть.
Анна кивнула и закрыла глаза. Однако полежать спокойно долго не удалось. Пришла Тереза и принесла Тимоти. К радости Анны, Тереза ничего не спрашивала о Гарольде. Анна с удовольствием повозилась с малышом и поболтала с Терезой о всяких пустяках.
Зато Дэниел оказался не таким сдержанным.
— Ты, я слышал, прогнала Гарольда! — возмущенно начал он, как только вечером вошел в комнату сестры. — Почему?
— Я не обязана отчитываться перед тобой.
— Конечно, не обязана, — согласился он, сбавляя тон. — Но мне очень жаль. Гарольд приятный парень, и он явно без ума от тебя.
— Он нравится всем.
— Кроме тебя.
— Это не так. Я тоже хорошо отношусь к Гарольду.
— Но бедняге хотелось большего. Я его понимаю. — Дэниел ласково потрепал ёжик волос на голове сестры. — Ты выглядишь усталой. Отдыхай, не буду тебя мучить. Пойду к сыну.
И он вышел, оставив Анну наедине с печальными мыслями.
Анна заставила себя примириться с мыслью, что до Пасхи не сможет вернуться в Берривуд и приступить к работе. Перед ней стояла задача набраться сил. Поэтому она большую часть времени лежала в кровати или сидела в кресле у окна, покорно ела все, что готовила специально для нее мать, и иногда принимала посетителей из числа знакомых.
Одной из проблем, которые тревожили Анну, было возвращение злополучной броши. Анна потратила немало времени, чтобы сочинить ни для кого не обидное письмо. Не следовало забывать, что Билл и Мэри Освальд были не только родителями ее ученицы, но и родственниками Фрэнка.
Спустя некоторое время Анна получила ответ, в котором многое читалось между строк. Мэри, как и ожидала Анна, понятия не имела о ценности броши. Она объяснила, что Фрэнк сам вызвался купить подарок. Хоуп передавала Анне привет, Билл и Фрэнк желали скорейшего выздоровления.
У Анны было довольно много времени на размышления, и вскоре она пришла к выводу, что совершила ошибку, разойдясь с Гарольдом. Она очень тосковала, не видя его. Теперь, когда ее нервы пришли в норму, для Анны стало очевидным, что необязательно пылать от любви, можно просто получать удовольствие от общения. К тому же ее тело требовало повторения тех сладких минут в постели Гарольда, которые Анна никак не могла забыть. Уверенная, что больше ничего подобного ей не пережить, Анна старалась не думать о Гарольде.
Но однажды ей принесли букет золотистых тюльпанов. На карточке значилось: «От Гарольда». Ни уверений в любви, ни добрых пожеланий.
Тюльпаны оказались первой ласточкой. Вскоре Анна получила от Гарольда посылку с новыми книгами, а через несколько дней — пакет с новыми пластинками. Анна посылала Гарольду коротенькие дружеские записки с благодарностью, втайне глубоко тронутая его вниманием, хотя уже почти распростилась с надеждой когда-либо увидеть его.
В грустные минуты, когда все виделось в черном цвете, Анна думала, что он посылает все это, чтобы загладить свою вину. Но даже и тогда разум напоминал ей, что Гарольд не виноват в аварии, в которую она попала. Анна сама, из упрямства, отказалась остаться ночевать в его доме.
И вот однажды вечером раздался долгожданный звонок.
Анна как раз слушала одну из подаренных Гарольдом пластинок.
— Как чувствуешь себя? — спросил он.
— Спасибо, мне намного лучше. А у тебя как дела?
— Очень занят. На работе с утра до вечера.
Они помолчали.
— Чем сейчас занимаешься? — поинтересовался Гарольд.
— Слушаю записи, которые ты прислал. Ты очень внимателен и заботлив, Гарольд. Мне приятны и дороги твои подарки. Но я, — Анна запнулась, — я не инвалид, так что не стоит старательно опекать меня.
— Твоя воля. Ты отослала брошь? — неожиданно властно спросил Гарольд.
— Да. И, судя по ответному письму, Мэри Освальд понятия не имела о ее ценности. Я предполагаю, что Фрэнк…
— Давай ненадолго забудем о Фрэнке Освальде и о его семействе, — резко оборвал ее Гарольд. — Мне надо кое-что тебе сказать.
Анна затаила дыхание.
— Эй! Ты еще у телефона? — нетерпеливо спросил Гарольд.
— Да. Но ты ничего не говоришь.
— Если ты когда-нибудь передумаешь, скажи.
Анна облегченно выдохнула.
— Если передумаю, то скажу. Но пока я не передумала.
В трубке слышалось только неровное дыхание Гарольда.
— Все равно, Анна, я хотел бы заглянуть ненадолго повидать тебя.
В таком виде — ни за что! — в панике подумала Анна. Она скучала по Гарольду, но хотела — нет, это было просто необходимо — при их встрече выглядеть хотя бы женственно.
— Гарольд, не обижайся, пожалуйста, но…
— Ты не хочешь встречи, — закончил он за нее. — Извини за глупое предложение.
— Гарольд, ты ничего не понимаешь!..
— Понимаю, и слишком хорошо, — с горечью ответил он. — Ладно, мне все ясно. Прощай!
После этого разговора Анна поставила крест на своих надеждах и впала в уныние. Ей казалось, что она никогда не услышит желанного голоса. Однако Гарольд изредка звонил. Он спрашивал о самочувствии Анны, о приближающихся пасхальных каникулах, о ее выходе на работу. Анна в свою очередь спрашивала о его делах, о ремонте дома, о будущих жизненных планах.
Ни о помолвке, ни о простом визите вежливости Гарольд даже не заикался. Анна смирилась с мыслью о том, что они будут просто друзьями. Но тут он сообщил, что улетает в Америку.
Нет, убеждала себя Анна, у меня нет ни малейшего права на ревность. Чем занимается Гарольд во время пасхальных каникул — пусть даже спит с Долли, — это не должно меня тревожить. Однако сама мысль о том, что он лежит в постели с другой женщиной, приводила Анну в ярость.
Презирая себя, Анна старалась выбросить из головы эти мысли, утешаясь тем, что скоро вернется в Берривуд, в школу. Начнет работать, и жизнь войдет в привычное русло.
Окрепнув, Анна вместе с матерью съездила в Лондон, где посетила дорогой парикмахерский салон. Обкромсанные в больнице волосы к этому времени стали достаточно длинными, и опытный стилист сумел преобразить нелепые космы в пушистые кудри, которые, спадая челкой на лоб, полностью скрыли не совсем заживший шрам. Шрам на шее, заверил Анну мастер, тоже не будет виден, как только волосы еще чуть-чуть отрастут.
Взглянув в зеркало, Анна убедилась, что стрижка чудесным образом изменила ее внешность. Перед ней была очень симпатичная молодая женщина с грустными глазами.
Анна с удовлетворением отметила, что теперь выглядит более или менее нормально. Непривычно, по-другому, но определенно нормально.