— В последний раз, когда Боб пролетал мимо Земли, — начал он, стискивая ее талию, — мне тоже было пятнадцать лет.
Мисс Коннот улыбнулась, явно восхищенная этим совпадением.
— Ты родился в год кометы?
Утвердительно кивнув, он тоже улыбнулся:
— Да, но только — в отличие от тебя — не в Эндикотте. Я родился в тот год, когда сюда прилетел Боб. Пожалуй, вот почему меня всегда влекли к себе кометы. Как бы там ни было, но когда мне исполнилось пятнадцать, я уже все знал о Бобе. Мне были известны ходившие про него легенды. Знал я и про то, что он якобы исполняет желания. В последний раз, когда комета пролетала вблизи Земли, я взглянул на небо и тоже загадал желание.
На ее губах заиграла мечтательная улыбка.
— Правда?
Он вновь кивнул.
— Тогда я был не в Эндикотте, а в Испании с родителями, и ехал на поезде из Севильи в Кордову. — Джеймс, вспомнив, поморщился. — Было часа два ночи, и мои родители ссорились, ничуть не стесняясь меня, из-за очередного любовника матушки. Они осыпали друг друга оскорблениями и угрозами, и я почувствовал себя очень и очень одиноким…
— О, Джеймс…
— И я выглянул в окно спального вагона… — От нахлынувших воспоминаний он на миг умолк, а затем договорил: — И посмотрел вверх на яркую точку в небе. Мне было известно, что это Боб, и я загадал желание. Такое, какое может загадать одинокий пятнадцатилетний мальчишка, которого против его желания таскают по чужой стране.
Немного поколебавшись, она спросила:
— Что же ты загадал?
Он пристально посмотрел на нее.
— Я пожелал себе нормальной, счастливой жизни с любимыми людьми, — тихо промолвил мистер Неш. — Как мне хотелось в тот момент, чтобы я был обыкновенным мальчиком, жил в обычной семье и мои родители крепко любили друг друга. Я не желал быть отпрыском пары богатых, шатающихся по белу свету себялюбцев, которых больше заботит удовлетворение собственных извращенных вкусов, нежели благополучие их единственного ребенка. Я пожелал себе счастья, Кирби, — еще тише проговорил Джеймс. — Я пожелал, чтобы во мне полюбили человека. Вот что я желал получить от Боба.
— О, Джеймс…
— Но, разумеется, поскольку я не был рожден в Эндикотте и меня не было тут, когда я загадывал желание, я понимал: оно неосуществимо. — Он положил ладонь на затылок девушки и прижал ее лоб к своему. — И мое желание не исполнилось, пока я не очутился в Эндикотте. В тот день, когда я сошел на землю этого городка, Боб осуществил то, что я загадал. Он свел меня с тобой, Кирби. Ты воплощение моего желания.
— О, Джеймс…
Негромко рассмеявшись и склонив голову, он нежно поцеловал ее.
— Ты так и будешь повторять всю жизнь «О, Джеймс»?
Она едва слышно икнула, тут же ударила себя по животу и произнесла:
— О, Джеймс… — В следующую секунду мисс Коннот тоже рассмеялась и вновь прильнула к нему.
— Сегодня утром, когда ты призналась мне в любви, все вдруг стало ясно как день. Так просто, преподнесено прямо на блюдечке. Однако я был слишком слеп и ничего не увидел.
Девушка прижала голову к его груди и положила ладонь ему на сердце.
— Прошу прощения, — нежно промолвила она, — но для меня все не так однозначно и просто, потому, будь добр, растолкуй.
— Я пытаюсь сказать следующее: Эндикотт столь нормальный город, что другой такой трудно сыскать. Люди здесь счастливы. Так счастливы, что не испытывают потребности рвать на ком-то одежду только потому, что он — звезда. Я мог бы обосноваться здесь и жить обыденной жизнью с ее радостями и треволнениями, Кирби.
— Тебе так понравились горожане Эндикотта? — осведомилась мисс Коннот.
Джеймс отрицательно покачал головой:
— Нет, мне понравился один человек в Эндикотте. Тот, что полюбил меня такого, каков я есть. Ты.
— Но я постоянно твердила, будто ты распутный малый и извращенец, — промолвила она. Он вновь рассмеялся.
— А все потому, что я пытался играть не свою роль. Но ты видела меня насквозь.
— Ого, я так и полагала! И я влюбилась в того прекрасного мужчину, что сидит внутри тебя.
— Я тоже люблю тебя, Кирби, — заверил ее Джеймс. — Я не признался в своей любви раньше лишь потому, что не понимал собственных чувств. Я принял любовь за что-то иное. Прежде я никого не любил. Однако этим утром после твоего ухода, когда я остался совсем один в гостиничном номере… мною овладела опустошенность. При мысли, что тебя не будет рядом, что я никогда не увижу тебя вновь… Противное ощущение. И страшное. И мне не хотелось бы снова пережить его. Выходи за меня замуж. Пожалуйста.
Молчание длилось одно томительное мгновение. Кирби лишь подняла полные слез глаза и встретилась с ним взглядом. Потом она улыбнулась, поцеловала его и проговорила:
— Ну так уж и быть, раз для твоего полного счастья не хватает лишь меня.
Джеймс отстранился от нее, вынул из бархатной коробочки кольцо и надел его на безымянный палец ее левой руки. Он наблюдал за тем, как она любуется им на свет, поворачивая руку то направо, то налево.
— Как оно красиво, — прошептала Кирби.
— Но ты все же красивей, — возразил он. Она застенчиво улыбнулась ему, затем опять посмотрела на кольцо.
— Как оно сверкает.
— Так и пышет огнем.
— Подобно Бобу, — со смехом проговорила Кирби.
— Подобно моей любви к тебе, — возразил мистер Неш.
Эпилог
Минула неделя, наступила суббота. Сегодня во время космического бала в доме миссис Барклай предстояло отпраздновать сразу несколько событий: исчезновение Боба из поля зрения телескопов, возвращение граждан Эндикотта к обычной жизни, свадьбы Энджи и Кирби и помолвку Розмари. Казалось, все горожане явились на вечер.
Особняк миссис Барклай на окраине города, как и эллинг у реки, радовал глаз. Кирби же хотелось все в нем переделать. Во всяком случае, бальный зал требовал срочной переделки.
Толстые золотистые портьеры тяжело свисали с французских окон, занимавших одну стену. Огромные хрустальные люстры свешивались с высокого потолка. Паркет, судя по всему, был настелен в покрытые мхом семидесятые годы, а со стен необходимо было соскоблить желтоватую краску.
«Впрочем, потолок можно и не трогать», — решила миссис Неш, подняв глаза кверху.
На темно-синем потолке поблескивали мириады звезд. Они окружали Солнце и Луну и все девять планет солнечной системы… и комету, прозванную Бобом, что неслась в пространстве мимо Земли. Кроме того, художник нарисовал ландшафт планет, и теперь Уиллис Рендом был вне себя от подобной вольности.
— Какое неуважение, — пробормотал он, глядя на роспись на потолке и покачивая головой. — Тот, кто расписывал потолок, не имел ни малейшего понятия о сизигии.
