– Так на что это похоже? – едва слышно прошептала она.
– Восхитительно, бесстыдно, непристойно. Животные, спаривающиеся на краю обрыва.
– Там, должно быть, было неудобно. Все эти камни… Он улыбнулся:
– Не будьте такой англичанкой. Или вы никогда не любили мужчину под открытым небом?
– Никогда, – тоскливо прозвучало в ответ.
– Жаль, что мы не знали друг друга, когда были в Египте.
Она попыталась высвободить свою руку, но он не отпустил ее.
Он нежно подул на ее руку, как будто для того, чтобы успокоить боль от ожога.
– Мы с вами очень похожи, дорогая моя. Больше, чем вы даже себе представляете. Мы оба не боимся Африки и ее тайн.
Она молчала.
Он прижался щекой к ее руке.
– Или опасностей.
– Дилан, пожалуйста!
Он посмотрел на нее. В карете было слишком темно, чтобы видеть ее лицо.
– Вы хотели знать, на что это похоже – заниматься любовью на вершине Великой пирамиды? Что ж, попробую рассказать вам.
– Не надо. – Хотя ее голос звучал встревоженно, руку она не убирала.
– Да-да, я это сделаю. Я попытаюсь описать вам это горячечное сумасшествие на вершине мира. Мне кажется, вам стоит об этом узнать.
Они смотрели друга на друга в сумраке экипажа. В этот момент они проезжали мимо уличного фонаря. Свет его проник внутрь, осветив ее широко раскрытые глаза и удивленное лицо, на котором застыло ожидание. Что осветил этот фонарь? Дилан вдруг понял, как страстно он желает Шарлотту.
Он почувствовал, что страсть медленно созревала в нем в течение этих недель, а сейчас готова прорваться и хлынуть из него, как водопад. Это было что-то новое, раньше он такого никогда не испытывал. Никогда раньше он не испытывал вожделения к женщине. Эту женщину он уважал и восхищался ею. Но раньше он никогда не встречал никого – мужчину или женщину, – кто хоть немного был похож на Шарлотту Фэрчайлд.
Он еще раз склонился над ее рукой, тихонько дуя на рану.
– Я еще не сказал вам о ветре. Там, наверху, было ужасно ветрено, как всегда в сумерки.
– Это хамсин, – прошептала она.
– Да-да, хамсин. – Если бы он закрыл глаза, то почувствовал бы на своей щеке обжигающее дыхание хамсина.
– Я люблю пустынный ветер. – Ее голос звучал мечтательно. – Йен говорил, что он доводит его до безумия своим свистом. А мне он всегда казался похожим на пение птиц. Или на музыку.
Он кивнул, скользнув двумя пальцами вниз к запястью. Ее пульс бился учащенно.
– Кто она была такая? – спросила она небрежно. – Эта женщина, которую вы затащили на пирамиду?
– Не помню. – Он прижал ее руку к своей щеке, и она вздрогнула.
– Я вам не верю.
– Но вы хотите мне верить. – В этот момент он наклонился к ее руке и прикоснулся к ней губами.
Она вскрикнула. Ему понравился этот звук. Он означал капитуляцию. Он уже слышал его много раз, но никогда этот вскрик не доставлял ему такого огромного удовлетворения.
– Ведь вы хотите верить, что я отчаянный, дикий и беспощадный, не так ли? Вы хотите, чтобы в моей кровати перебывали сотни женщин и мне все было бы мало.
– Почему я должна думать о каких-то женщинах, с которыми вы когда-то имели дело?
– По той же самой причине, по которой я ревную вас к мистеру Фэрчайлду.
Она откинулась на диванную подушку.
– Ревнуете?
– Я ревную к мужчине, который был вашим мужем. В этом нет ничего странного. Вы допускали его в свою постель, с готовностью любили его. Почему бы мне не ревновать? Я люблю вас, Шарлотта. Я очень сильно вас люблю. Вы должны были уже понять это.
– Но все это время вы вели себя как истинный джентльмен.
Он не мог удержаться от смеха, хотя и чувствовал растущее беспокойство. Неужели он ошибся? Может быть, дерзкая миссис Фэрчайлд не такая самоуверенная, какой кажется? Со вздохом он отпустил ее руку.
– Я считаю, что большинство джентльменов слабые и лживые. Мне будет обидно, если вы посчитаете меня одним из них.
– Нет, вы настоящий джентльмен. И хороший человек. Он вздохнул:
– Кажется, мое чутье притупилось. Я думал, вы тоже симпатизируете мне, Шарлотта. Простите меня.
У нее перехватило дыхание.
– Вам нет нужды просить у меня прощения.
– Что вы этим хотите сказать?
Он внезапно почувствовал себя беззащитным, как мальчишка. Ему нравилась эта неопределенность, она позволяла ему еще раз почувствовать себя юным, наивным, когда слова вылетают прежде мыслей, а весь мир лежит перед ним, полный скрытых возможностей. Шарлотта теперь казалась ему одной из этих возможностей.
– Вы мне нравитесь, Дилан. Много раз я говорила себе, что вы мне нравитесь больше всех мужчин, каких я когда-либо знала.
Он снова потянулся к ее руке. Ее пальцы дрожали, он гладил их, наслаждаясь их нежной кожей и трепетом. Он прикоснулся губами к ее руке. Когда он дошел до безымянного пальца, то остановился. Мягким, но быстрым движением он быстро снял с нее обручальное кольцо.
– Мое кольцо! Верните его мне.
Он сунул кольцо в жилетный карман.
– Это мое обручальное кольцо! Оно не может оставаться у вас.
– Я спрячу его всего на несколько минут. Мне необходимо узнать, что мы чувствуем друг к другу, моя дорогая. И я не хочу, чтобы кольцо напоминало нам вашего покойного мужа.
– Но оттого, что вы сняли кольцо, я не забуду Йена. В этот момент он взял обе ее руки в свои ладони.
– Я немножко знаю женщин. Но я мало знаю вас. Не так, как мне бы хотелось, – он поцеловал ее руки, – и не так, как мне следовало бы.
Она не отпрянула от него.
– Я вдова. Это неправильно, что я…
– К черту манеры и правильные речи. Вы не сделали еще ни одной правильной вещи в своей жизни, кроме этой бесконечной скорби, в которую вы себя сами погрузили. – Он притянул ее к себе.
Ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от его лица. Он мог ощущать ее сладкое дыхание на своем лице, запах жасмина, который исходил от ее бледно-золотистых волос.
– Я мечтал о вас с того самого момента, когда вы выехали навстречу мне в песках. – Коснувшись ее ладони губами, он ее слегка укусил. Она вздрогнула, но руки не отняла.
– Горячая молодая женщина на верблюде, накачанная бренди, готовая вцепиться мне в волосы. Удивляюсь, почему я тогда не перекинул вас через седло и не ускакал прочь.
– Я ничего не помню из этой встречи, – прошептала она, едва дыша. – Мне кажется, вы именно это и сделали.
