— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла Лиза.
— То, что свадьба с Андреем отнимает у меня право на следующую встречу, — решилась признаться Наташа. — Я никогда не смогу изменить ему, бросить его. Но и себя обрекаю на необходимость следовать раз и навсегда заведенному порядку вещей. И я не уверена, что этот порядок мне понравится. — Наташа! — с недоумением вскричала Лиза. — Ты никогда не казалась мне ветреной!
— Я и есть такая, — кивнула Наташа. — Но вместе с тем, мне всегда не хватает воздуха в отношении с мужчинами. И, чем ближе день свадьбы, тем страшнее мне становится. Я боюсь ее, как наши крестьяне своей несвободы.
— Бедная! — пожалела ее Лиза. — Ты так запуталась…
— Наоборот, я лишь начинаю распутывать узел своих отношений с Андреем, — покачала головой Наташа. — И чем быстрее я это сделаю, тем больше уверенности, что я не совершу чего-то непоправимого.
— А я бы дорого отдала, чтобы тотчас выйти замуж за Михаила, — прошептала Лиза. — Мне не терпится узнать блаженство покоя и гармонии. И я опасаюсь, что излишняя поспешность может повредить моим планам.
— А ты еще говоришь, что я счастливая, — улыбнулась Наташа. — Сегодня ты — образец невесты, из которой выйдет прекрасная жена и отличная мать.
— Разве ты сама не думаешь о детях? — удивилась Лиза.
— Я еще не решила, что выхожу замуж, а ты хочешь, чтобы я заглянула так далеко в свое будущее! — отмахнулась Наташа.
— Значит, ты все-таки передумала? — насторожилась Лиза.
— Н-нет, — смутилась Наташа. — Конечно, нет, но я пытаюсь убедиться в том, что наше с Андреем решение стать мужем и женой — единственно верное и неизбежное. — А почему ты не поговоришь об этом с Андреем? — нахмурилась Лиза. — Мне кажется, ты не вправе принимать такие решения без него.
— Я боюсь, — призналась Наташа.
— Но чего? — Лиза удивленно вскинула брови.
— Боюсь, что он уговорит меня не покидать его, — пояснила Наташа. — Ты даже не представляешь, какой дар убеждения у твоего брата! Ведь я уже неоднократно пыталась остановить все это, но всегда сдавалась под его натиском.
— Да, Андрей у нас — боец, — признала Лиза.
— Но лучше бы он использовал свои превосходные тактические данные на поле боя или на службе! — воскликнула Наташа. — А мне дал время все обдумать, не спеша, и предоставил возможность самой разобраться в своих чувствах…
Наташа не договорила — в дверь вежливо постучали.
— Да-да, войдите! — разрешила Лиза и бросилась навстречу вошедшему в комнату Репнину. — Миша! Ты вернулся?! Так скоро?! Какое счастье!
— Так точно, — кивнул Репнин, смущенно обнимая и целуя ее. Ему было неловко, что Лиза так откровенно проявила их отношения перед сестрой, но, встретив доброжелательный и даже восхищенный взгляд Наташи, он успокоился.
— Здравствуйте, Елизавета Петровна… Наташа…
— Что сказал император? — словно между прочим поинтересовалась та. Она и не подозревала, что заданный из вежливости вопрос окажется судьбоносным.
— Его Величество говорил со мной… — начал Репнин и вздохнул. — Мое возвращение потому и стало скорым, что я просил Его высочайшего соизволения навестить вас всех перед тем, как отправиться к месту прохождения службы.
— Тебя восстановили? — обрадовалась Наташа.
— Что значит — к месту прохождения? — подозревая худшее, прошептала Лиза.
— Его Величество отправляют меня в действующую армию, на Кавказ, — выдохнул Репнин.
— Боже! — в голос воскликнули и сестра, и возлюбленная.
— Таково решение Императора, — бесстрастно сказал Репнин. Новость потрясла его самого не меньше, чем дорогих ему женщин. Честно говоря, в том, что история с Калиновской ни для кого из ее участников не пройдет даром, он и не сомневался, но все же надеялся, что вызван был в Гатчину, дабы доложить Императору лично о результатах проведенного им в Двугорском расследования. Но, выйдя из приемной загородной резиденции Николая, Репнин почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.
Император принял его с вежливостью и внешним примирением, поблагодарив за верную службу и преданность царской фамилии, а потом сообщил, что желает наградить его за хорошую службу.
— До меня дошли сведения, что вы глубоко переживаете невозможность в полной мере проявить свои военные таланты и мечтаете попасть в самый центр боевых действий, — весьма доброжелательным тоном сказал Николай. — Мне сообщили, что вы хотели бы отправиться на Кавказ, и я рад содействовать вам в этом.
— Благодарю вас, Ваше Величество, за оказанную мне честь, — невольно дрогнувшим голосом произнес Репнин. — Однако не будет ли с моей стороны слишком бесцеремонным узнать у Вас, откуда Вашему Величеству стали известны мои, по-видимому, не слишком глубоко скрытые намерения?
— Да ваш давний и добрый знакомый, сосед Корфа, господин Забалуев рискнул передать мне ваше пожелание, князь, — как ни в чем не бывало, признался Император. — А так как я собирался восстановить вас в чине, то даже не представляю себе лучшего места, где бы человек вашего круга и способностей мог подтвердить свое право не только на ношение формы, но и на соответствие высокому званию русского офицера.
— Так вот оно что! — не удержался от негодующего возгласа Репнин.
Все стало ясно в тот же миг: Забалуев, отчасти — по собственной инициативе, и, разумеется, не без приказа шефа жандармов, нашел-таки способ устранить его со своего пути. Репнин чувствовал, что его расследование по делу предводителя уездного дворянства вступило в свою завершающую фазу, и понимал, что на этом этапе сопротивление Забалуева может оказаться более активным, но все же не ожидал, что тому удастся нанести ответный удар так быстро и с такой точностью.
— Вы, кажется, не готовы принять мой дар? — нахмурился Николай, видя, что Репнин растерян.
— Простите, Ваше Величество! — спохватился Репнин. — Я искренне признателен Вам за оказанную мне высокую честь и немедленно проследую в полк, где буду ждать дальнейших распоряжений.
— Вы можете не торопиться, — кивнул Николай. — Уверен, вы хотели бы собраться и попрощаться с родными.
— Благодарю Вас, Ваше Величество, — поклонился Репнин и нетвердыми шагами вышел из кабинета Императора.
Не то, чтобы Репнин испугался, — он не отрицал страх, как таковой, ибо полагал, что не боятся только дураки и сумасшедшие. Но командировка в действующую армию на Кавказ всегда означала наказание, а не поощрение. И почти Неизбежно была равносильна смертному приговору с отсрочкой исполнения, и срок этой передышки каждому назначался свой: кому-то везло больше, кому-то — меньше.
До знакомства с Корфом Репнин знал Кавказ лишь с одной его стороны. Однажды ему выпало сопровождать матушку на воды в Пятигорск. Городок приятно поразил его живописной природой и животворным воздухом. Склонный к поэтическому, Репнин мгновенно ощутил в себе прилив творческих сил — здесь рифмы слагались на удивление быстро и рождались, точно сами собой.