— Если ты хочешь получить комплимент, то…
— Но ты ведь думал, что я… куртизанка, — быстро проговорила она, — а я оказалась…
— А ты оказалась чудом, — нежно ответил Эдвард и прижался к ее губам. — Той, о ком я всегда мечтал.
Оливия вздохнула и поцеловала его в грудь.
— Правда?
Он рассмеялся:
— Ты напрашиваешься на комплименты, женщина. — И запустил руку в ее волосы, откинув голову назад. — Один ты сейчас получишь.
Она снова улыбнулась.
— Какой?
Его рука коснулась ее лона, и она задохнулась.
— Эдвард, что ты делаешь?
— А на что похоже то, что я делаю? — хрипло спросил он.
— Но… но как ты можешь? Я хочу сказать, так скоро…
— Ты думаешь, дорогая, — хрипло прошептал он, — это слишком скоро? — Он раздвинул ее бедра, проник в нее, и мир закружился вокруг Оливии.
Оливия долго не могла очнуться ото сна, лениво потягиваясь под золотыми солнечными лучами.
— Эдвард, — шепнула она и положила руку на то место, где он лежал. Но его не было.
Ее сердце обмерло. Она села в постели, натянув на грудь простыню, и в этот момент распахнулась дверь.
— Доброе утро!
Он стоял в дверном проеме и улыбался. На нем ничего не было, кроме коротких белых хлопчатобумажных шортов, и вид его стройного, мускулистого тела пробудил в ней воспоминания о прошедшей ночи. Глупо было чувствовать смущение после того, что произошло между ними, но она ничего не могла поделать с собой, и краска прилила к ее щекам.
— Доброе утро, — ответила она, стараясь прикрыть обнаженное тело простынями.
Склонившись к ней, Эдвард улыбнулся.
— Я был в отчаянии, — признался он, — я поглядывал на тебя каждые десять минут весь последний час…
— Последний час? Ты хочешь сказать, что уже давно встал?
— …И каждый раз, когда я это делал, я видел, что ты лежишь на спине, раскинув руки…
— Я? Я лежала, раскинув руки?
— И выглядела так, словно собиралась прохрапеть весь день, пока я искал что-нибудь съестное на кухне.
Оливия вздернула подбородок.
— И все-то ты врешь. Я не сплю, раскинувшись на постели. И не храплю. И если ты собираешься сказать мне, что ждешь, пока я встану и приготовлю тебе завтрак…
Эдвард опустился на постель рядом с ней.
— О’кей, — сказал он, — виноват. Ты спишь на моей руке, словно прилаживаясь ко мне. Единственные звуки, которые ты издаешь, это легкие стоны, когда я прикасаюсь к тебе. И…
— Никогда, — заявила она, — я никогда не издаю никаких звуков во сне.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Единственная причина, — шепнул он, — из-за которой я терпеливо голодал, было то, что я не хотел готовить завтрак, пока ты не проснешься.
Оливия улыбнулась.
— Ты умеешь готовить завтрак?
— Не говори так, словно ты потрясена. Да, я умею быстро готовить завтрак. Свежий апельсиновый сок, яичница с беконом, бисквиты…
Она широко раскрыла глаза:
— Бисквиты?
— Да. Они прибыли в коробке, но, прежде чем есть, их надо положить в духовку. — Эдвард улыбнулся. — Впечатляет?
Неожиданно все ее смущение пропало и сменилось чувством такой нежности к Эдварду, что у нее перехватило дыхание. Она потянулась к нему и охватила его лицо ладонями.
— Боюсь, что вам придется произвести на меня более сильное впечатление, мистер Арчер.
Он перестал улыбаться.
— Вы женщина, которой трудно угодить, — сказал Эдвард хрипло. Он потянулся к ней, и простыни соскользнули на пол. — Мне кажется, что я должен немедленно что-то сделать для этого.
— Не знаю, что бы это могло быть. Я имела в виду, что вы, сударь, должны явиться с чем-то весьма впечатляющим…
Он улыбнулся, притворно рассердившись.
— Что вы имеете в виду?
У нее перехватило в горле. И они оба отдались страсти.
К тому времени, когда они встали, завтрак можно было считать уже поздним полдником. Бекон подгорел, бисквиты обуглились, яйца были переварены. Однако вина за это лежала на них обоих. Теперь они обменивались поцелуями на залитой солнечным светом кухне.
Они ели на террасе, выходившей к морю, за маленьким столиком со стеклянной крышкой. Оливия и Эдвард были совсем одни, если не считать изящной ящерицы с изумрудными глазами, которая замерла на перилах, словно статуэтка, от террасы до самого бирюзового моря простирался белый песок.
— Как здесь хорошо, — тихо произнесла Оливия.
— Это ты хороша, — улыбнулся ей Эдвард.
Она улыбнулась ему в ответ.
— Ты тоже неплохо выглядишь.
Он ухмыльнулся, а потом сосредоточился на еде. Наблюдая за ним, Оливия перестала улыбаться. Она произнесла эти слова в шутку, но это была правда. Он выглядел настоящей мечтой любой женщины.
— Ни в коем случае, — заявил он утром, когда она начала было собирать разбросанные ночью по всей комнате вещи, — мы вполне хорошо одеты для нашего завтрака.
На Оливии была лишь майка с выцветшей эмблемой Гарварда, а на Эдварде — шорты, оставлявшие обнаженной большую часть его прекрасного тела.
Да, он был прекрасен, и не только внешне. Готовая возненавидеть его, Оливия ошибочно истолковывала черты его характера, принимая уверенность в себе за надменность, волю — за стремление повелевать, решительность — за наглость.
Ее недруг неожиданно, за какие-нибудь несколько часов, превратился в человека, которого она любила.
— …Ты думаешь?
Оливия вздрогнула. Эдвард наклонился к ней, улыбаясь.
— Ты что-то сказал?
— Я предложил пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь.
Его улыбка стала шире, он взял ее руку и поднес к губам:
— Или ты предпочитаешь получить поцелуй?
— Извини, — она улыбнулась. — Я думала… От этого свежего воздуха у меня, должно быть, помутилось в голове. Я пробыла на этих островах уже несколько дней, но никогда…
— Что никогда?
Оливия пожала плечами.
— Я знаю, что это звучит смешно, но я по-настоящему и не видела их. Я… я была целиком поглощена другим…
Он сжал ей руку.
— С нынешнего дня ты должна быть поглощена только мной, — сказал он почти зло.
Она ждала, что он продолжит, но он замолчал.
— Эдвард, как ты разыскал меня?
Он отодвинул свою чашку кофе.
