Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
– Бери больше, девчонке запеканку сделаешь, – развеял мои сомнения фермер. – Хороший сегодня творог. Траву сейчас такую коровы едят, очень сладкое молоко. Тебе литр или два?
Я не смогла ему ответить так же. Но с тех пор прошло несколько лет, я изменилась. Мне стало просто и легко говорить человеку «ты». Я поняла, почему фермер всех людей зовет на «ты», хотят они того или нет, отвечают ему или продолжают «выкать».
Шура пришла в тот же вечер, внимательно и сосредоточенно оглядела все мои цветы, достала из кармана длинной темно-зеленой туники блокнотик и карандаш и сказала:
– Так, говори, что и как поливать. Кому больше, кому меньше. Цветы у тебя все капризные, небось!
– Да нет, я капризных не держу. Декабриста вообще можно пореже поливать…
– Да, шлёнбергу заливать нельзя, – спокойно кивнула Шура.
Она оказалась заядлой цветочницей, почище меня, знала латинские названия почти всех цветов, удивила меня своей грамотностью. Тут же попросила у меня отростки редкого цветка, который я по случаю купила в Икее, восхитилась орхидеями на фотографии – их я отвезла маме на постой. В общем, через час разговора я поняла, как же ошибочно может быть мнение о человеке издалека. Бойкая, смешливая Шура просто выглядит неприступной бабой. А так – она простая и вполне симпатичная, и при этом начитанная, образованная женщина. На руке кожаная фенечка, браслетик с костяным красным сердечком. Саня подарил…
– Я вообще-то зоотехник! – поспешила похвастаться она образованием. – Почти закончила институт когда-то, госы только не сдала. Ушла в декретный, родила, тут же вторым забеременела, так и бросила все… А! Уж как вышло. Но знаю много.
– Понятно, – вежливо кивнула я.
– Да. Осеменением быков я занималась. Работа, скажу тебе, не сахар. Но лучше, чем в земле копаться. Это я только тут, от нищеты нашей, огородами занялась…
– Да, кстати, об оплате, – спохватилась я. – Я за цветы хорошо заплачу, не переживай.
– Да я не переживаю! – засмеялась Шура, прикрыв загорелой рукой беззубый рот.
– Я Саше твоему всегда хорошо плачу.
– Ой, это я не знаю, разбирайтесь сами! – замахала она обеими руками. – Он сам по себе, это его деньги!
Шура хорошо ухаживала за моими цветами, даже по своей инициативе поливала немудреную клумбу, на которой мы, как и раньше, оставили самодельный автополив из обрезанных пластиковых бутылок. Сколько дождя нальет – столько и будет воды в бутылках. А тут Шура и полила, и траву вокруг дома покосила. Я заплатила ей, сколько смогла, сувенир из Прибалтики привезла – красивое янтарное ожерелье, – она была довольна.
– Девочку свою присылай, я кролей тут надумала разводить. Пусть покормит.
– Кролей?
– Ну да, кроликов. Ты только не говори ей, для чего. Скажи – просто развожу, чтобы нескучно было. Как зоопарк.
Шура покорила меня проницательностью и неожиданной чуткостью. Надо же, подумала о чужом ребенке, увидела, что Катька трепетная, расстроится, если узнает, что сторожа взялись разводить кроликов, потому как самим есть нечего, да и продать можно дачникам нежное свежее мясо. Шура выкормит, Саня забьет, освежует. Соседи съедят, детей побалуют. Что тут такого? Я очень городской человек, и мне знание цикла «бегает пушистый, трогательный – зарезали – содрали шкуру – порубили на части – я приготовила Катьке в сметане и доела все, что не доела Катька» действует на нервы. Я не хочу знать, что я – тупой, примитивный варвар, который ест все, что двигается и что хорошо переваривается моим варварским желудком. Предпочитаю забывать о середине цикла. Бегают беленькие, черненькие, пушистые, ушастые – одни, а тушим и жарим мы других, которые в магазине продаются. Мы котлеты и отбивные едим, а не беспомощных детенышей, у которых мясо нежнее и которые могу ткнуться влажным носом в руку, облизать ее, сказать «му-у», «бе-е», доверчиво посмотреть, повилять хвостиком – с кисточкой, или кудрявым, или маленьким смешным меховым шариком, у кого какой вырос на радость их маме…
Катька стала собирать траву на нашем луговом участке, Шура показывала ей, какую именно лучше искать. Катька кормила кроликов, взахлеб рассказывала мне о большом черном «папе», о смешных крольчатах, об их ревнивой маме, которая чуть не укусила Катьку. Шура угощала Катьку невкусными печеньями, которые та не ела, но приносила мне, прося не выбрасывать, а «сохранить на завтрак». Они говорили о чем-то интересном для Катьки – о том, как Шура раньше жила в поселке («не в деревне, мама!»), как работала на ферме, ухаживала за животными, какие свиньи и боровы, оказывается, умные, умнее коров и быков.
Как-то я пригласила Шуру на чай. Она пришла принаряженная, с букетом из укропа, петрушки, базилика, других огородных трав, с баночкой варенья… И пошло-поехало.
«Я дружу на даче со сторожами!» – слегка кокетничая, говорила я городским знакомым. Это экзотично. Это благородно. Это удобно – всегда есть люди, которые помогут со всем – Саша починит, Шура польет или уберет. Забыли выключить рубильник – придет Шура. Траву покосить – оба Саши в четыре руки покосят. Косилка у нас есть, но сломанная, поработают доисторической косой… Но за «удобно» я бы просто платила деньги. А я платила деньги и дружила.
Шура мне нравилась искренне. Да и муж ее, Саня, со временем стал все более и более симпатичен. Здоровый, почти лысый, стесняется своей блестящей лысины, ходит в клетчатой тирольской шляпке, которая делает его похожим на бедно одетого немца. Глаза голубые, сам рыжеватый – остатками волос, тоже смешливый, как Шура, голос высокий, ломкий, от этого все, что он говорит, звучит забавно и незло. Да он злых вещей и не говорит. Меня то на «ты», то на «вы» называет, получается то по-дружески, то уважительно.
Дальше – больше. Я стала подвозить Шуру до Москвы – у нее где-то в другом Подмосковье, с другой стороны необъятной столицы живет в каком-то старом общежитии дочь с семьей. Нездоровый внук, с задержкой развития, которого Шурочка трогательно называет «мальчик».
– Мальчику пойду горошка наберу, собираюсь завтра… Ты не едешь на станцию?
– Еду, конечно, Шура, мне как раз в магазин надо!
– Ты ж ездила вчера вроде? Или что забыла?
– Забыла, не важно. Отвезу тебя с удовольствием!
Наконец я пригласила ее к себе в гости, в городскую квартиру. Сильно не раздумывая. Не вспомнив о том, что Шурина дочка живет в плохих условиях. Что сама Шура все жалуется на то, что в их избе – в одной комнате с маленькой верандой – им с Саньком тесновато, особенно зимой, когда не разбежишься в разные стороны на участке.
Я хотела ее угостить. Показать, как все красиво я сделала у себя дома. Вообще – пригласить к себе. Ведь в этом что-то есть? «Приходи ко мне в гости». Я пускаю тебя на запретную территорию своего дома. Запретную для чужих. Я тебе доверяю. Ты ведь будешь не только сидеть на кухне. Ты пройдешь по квартире. Посмотришь на портреты дорогих мне людей. Их уже нет. Но они есть внутри меня. Только никто этого не знает и не должен знать. Ты увидишь, как я рисую. Да, я рисую, как рисую. Никогда не училась. Это тоже моя тайна – я не бегу к чужим людям показывать свои рисунки. Вот моя спальня, вот ванная… Здесь не так уж много людей стояли и осматривались – думая, одна ли я сплю на этой огромной постели, разглядывая мою затейливо придуманную ванную, с ползущими по стенам еле видными бледно-розовыми огромными цветами… Она так много говорит о хозяйке, эта ванная, – тому, кто любопытен. Сколько щеток в стаканчике, какое белье сушится – какое у тебя, оказывается, белье, кружевное, дорогое… А зачем оно тебе? Просто любишь хорошее белье? Любишь все хорошее? Или не просто?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
