Я пошел дальше по направлению трамвайных путей. В сторону Грюнерлёкка. По улице медленно проехал полицейский автомобиль. Я остановился и посмотрел ему вслед. На перекрестке я обратил внимание на телефон-автомат. В будке я нашел телефонную книгу. Нашел фамилию Хенни. Глянул на часы. Почти десять. Я бросил в автомат монетку и набрал номер. Долго никто не отвечал. Наконец послышался сонный голос:
– Хенни спит. Кто это?
Голос немного шепелявил.
– Не думаю, что ты знаешь, кто я.
– Подруга.
– Она спит. С кем ты хотел говорить, с Эриком или с Хенни?
Голос на другом конце засмеялся.
Она не ответила.
– Что же такого ты сделал? – В голосе зажглась искорка любопытства.
– Нечто ужасное.
Она передразнила меня, и мне стало смешно, но смех застрял у меня в горле.
– Я убил человека.
– Я убил человека.
– Кого? Я не понимаю.
– Человека.
– Нет, я его не знал. Я познакомился с ним в автобусе. Это было в Колумбии. Он был швейцарец. Мы несколько дней ехали вместе. На ночь остановились в одной гостинице. Ночью я проснулся и не мог уснуть. Сидел на подоконнике и курил сигарету. Потом вышел в коридор и зашел к нему в номер. Швейцарец лежал на спине. Одна рука была прижата к боку. Он спал с открытым ртом. Я подошел к кровати и сел рядом с ним. Когда он открыл глаза, я схватил его за шею и сдавил ее. Он пустил слюну. По шее побежала струйка слюны.
– Не знаю.
– Я не хочу больше этого слушать.
– Я понимаю.
– Мне кажется, он влюбился в меня.
– Нет, конечно.
– Рано утром я уехал оттуда. Я ни разу не вспоминал об этом. Как будто ничего не было. До сегодняшней ночи. Я проснулся в чужой комнате. И тут вспомнил.
– Хватит, я не желаю больше слышать об этом.
– О'кей.
– Ты меня не знаешь.
– Я нашел этот номер в телефонной книге. Я звоню из автомата.
– Да.
– Я вешаю трубку.
– Вешай.
На другом конце провода послышались короткие гудки.
Я пошел обратно в центр.
15
Дверь в квартиру Роберта была открыта, я прошел прямо на кухню. Он сидел за столом в синем в белую полоску халате и улыбался. Лицо у него отекло, как будто он спал головой в духовке. Веки слиплись от пота и выделений после наркотика. Но он улыбался, как ребенок.
Довольный.
– Где ты был?
Я сел напротив, заглянул в газету. Увидел снимки авиакатастрофы, случившейся в Белграде. На снимке, напечатанном на первой странице, были видны обломки корпуса, охваченные красным пламенем. Я налил себе чаю. В нос ударил запах мяты.
– Можно взять булочку?
– Пожалуйста.
Я намазал булочку мармеладом и ел, запивая чаем.
Снова поглядел на снимок горящего самолета на первой странице. Среди языков пламени из окна самолета выглядывала женщина. Сербка, лет пятидесяти. Она смотрела из самолета, лицо ее выражало апатию. Темные пряди свешивались на глаза. Меня обдало жаром. Будто похмелье побежало по нервам в мозг.
– Все в порядке?
Я кивнул, встал и подошел к кухонному столу. Там стоял пакет апельсинового сока. Я отер с лица пот и налил себе соку. Выпил его большими глотками и снова налил полный стакан.
Роберт не спускал с меня глаз. Он все еще улыбался, но теперь его улыбка уже не была такой убедительно довольной, как несколько минут назад. Теперь он был похож на мальчика, который не знал, как ему быть и что сказать.
– Погляди на это. – Он протянул мне газету. – Что скажешь?
Я бросил взгляд на снимок горящего самолета.
– Трагедия.
– Ты так думаешь?
– Да.
– А если это неправда?
– Что?
– А если никакой катастрофы не было?
Он подмигнул. И вдруг я понял, чего он добивается. Его действия были взаимосвязаны. Он был озабочен этим с той минуты, как появился в саду у мамы. И потом всю ночь. Он хотел показать мне «искусственность, рукотворность». Наркотик, который мы приняли, клуб, в котором мы были, – все это было частью единой стратегии. Болтовня о том, что мы братья, должна была только подчеркнуть, что все это игра. Все это было для Роберта кукольным театром. На лице у меня снова выступили капельки пота, я вытерся салфеткой.
– Почему же это должно быть неправдой? – спросил я не очень уверенно.
– Есть много причин, по которым сербское агентство новостей стремится преувеличить, исказить, создать свою новость. Новости создаются из тех материалов, которые редакции получают от журналистов или от агентств. Ведь так? И не обязательно они должны иметь отношение к тому, что случилось на самом деле.
Я забрал у него газету.
– Ты хочешь, чтобы я поверил, будто где-то сидят сумасшедшие и все это выдумывают?
Он засмеялся, навалившись грудью на стол.
– Что тебе так смешно?
– Ничего. Не обращай на меня внимания. Прости, пожалуйста.
– Что ты хотел этим сказать?
– Катастрофа, конечно, произошла, и гибель людей – это трагедия, никто с этим не спорит. Я только хотел показать, что новости вполне могут оказаться сфабрикованными. Мы это знаем по военным ситуациям. Есть много примеров того, как враждующие стороны фабрикуют и искажают новости. Фальсификации в прессе и в средствах массовой информации встречаются чаще, чем ты думаешь.
– А при чем тут я, черт побери?
Он закрыл глаза, и мне показалось, что его погрузили в воду, что его замкнутое лицо лежит на дне.
– Я тебе еще не все рассказал.
– Хочешь еще чем-то поразить меня?
– Кто знает.
– Что знает?
