— Окей, — сказал Кантор, закрывая за собой дверь. — Ты садись, а я постою.
— Все, что ты пожелаешь, о мой высокий господин, — ответил Ферлингер, кладя ноги на стол.
— Я вижу, тебе не терпится самому вести процесс, не так ли? — Его раздражало панибратское отношение этого юнца.
— Конечно.
— Вот и приступай.
— Как это?
— Кто бы стал у тебя следующим свидетелем?
— Я думал, мы решили вызвать школьного сторожа.
— А после него?
Ферлингер убрал ноги со стола. Что, если Кантор не шутил?
— Ну?
— Я думаю.
— Зал суда — не место для раздумий.
— Я знаю, кого следует вызвать.
— Ну?
— Скарлатти.
— Продолжай.
— Заставить его признать себя виновным. В какой-нибудь мелочи. Например, в нарушении общественного порядка. Но пусть он скажет, что сделал Урек. Это все, что тебе нужно.
— Больше ты ничего не придумал?
— Разве мое предложение не кажется тебе хорошей идеей?
Кантор рассмеялся.
— Против Скарлатти не выдвинуто никакого обвинения. С какой стати он будет давать показания, порочащие товарища? Да от него отвернется не только банда, но и все учащиеся. Кому охота иметь дело с доносчиком. Давай следующую идею.
У Ферлингера дернулась щека.
— Как насчет подруги Джафета, Лайлы Херст? Она не родственница пострадавшего, на нее тоже напали, она очевидец случившегося и к тому же симпатичная девушка.
— Почему бы и нет? — сказал Кантор.
— Действительно, почему? — уверенно добавил Ферлингер.
— Я объясню тебе. На перекрестном допросе выяснится, что ее всего лишь дернули за волосы. За это еще никого не сажали в тюрьму. Кроме того, она гуляет с Джафетом. А любой член жюри, будь он в здравом уме, придет к выводу, что она будет обливать грязью любого, кто поднимет руку на ее ухажера. Это же естественная женская реакция. А ты приглядывался к членам жюри? Среди них нет ни одного симпатичного лица. Красота Лайлы вызовет у них раздражение.
— Ты хочешь сказать, что ее показания ничего нам не дадут?
— Ну почему же. Томасси, скорее всего, доведет ее до слез, но нам не удастся выиграть процесс только потому, что Томасси не слишком любезен с молоденькими девушками. Поехали дальше.
— Остается еще психиатр, который говорил с ними обоими. Он покажет, что Урек психически здоров и полностью осознавал, что делал.
— Да.
— Что — да?
— Ты когда-нибудь слышал, как дает показания психиатр? Это же ящик со змеями, который нельзя открывать, не предусмотрев всех последствий. Большинство психиатров полагают, что ни одно человеческое существо не виновно в совершении зла, по крайней мере такое впечатление создается у присяжных. Есть еще идеи?
— Похоже, ты подумал обо всем.
— Да.
— Кроме одного.
— О чем ты?
— Как выиграть процесс.
Кантор потянулся, думая о том, что с удовольствием влепил бы пару оплеух этому молодому нахалу.
— Не делай этого, — предостерег его Ферлингер.
— Чего?
— Не бей меня голой рукой. Для вынесения обвинительного приговора желательно использование смертоносного оружия. Кстати, что ты сказал жене?
— Что мы посадим его за решетку.
— Сегодня ты собираешься сказать ей что-то другое?
— Дело еще не закончено. Урек чуть не задушил Джафета. От этого никуда не денешься.
— Мне, Всевышнему и тебе известно об этом, но мы не входим в состав жюри. А Томасси как раз и старается убедить их в обратном. Кстати, ты знаешь, чем он сейчас занимается? Он в камере Урека.
— И что из этого?
— Он пошел к Уреку сразу после совещания у Брамбейчера. Ты думаешь, он сидит там только для того, чтобы подбодрить парня?
— К чему ты клонишь?
Ферлингер разглядывал пальцы, будто раздумывая, не пора ли ему стричь ногти.
— Я полагаю, Томасси собирается выставить Урека в качестве свидетеля.
— Он не посмеет.
— Держу пари, они репетируют завтрашнее выступление.
— Он не решится на такое!
— Я скажу тебе, почему он это сделает. — Ферлингер встал. — Ты любишь рассуждать о решающем факторе. Так вот, в деле Урека решающим фактором является то, что Томасси умнее тебя.
* * *
Школьный сторож, волоча ноги, подошел к креслу и осторожно опустился в него.
— Пожалуйста, скажите, как вас зовут, — начал Кантор.
— Феликс Гомес.
Стенографистка попросила его произнести имя и фамилию по буквам. Сторож покачал головой. Он не мог этого сделать.
— Запишите имя по правилам грамматики, — сказал судья Брамбейчер. — Если понадобится, мы сверим вашу запись с его документами о приеме на работу.
— Вы сторож в школе Оссининга?
— Да.
— Давно вы работаете сторожем?
Старик пожал плечами.
— Пять лет, десять, что-то вроде этого.
Кантор взглянул на судью. Брамбейчер кивком показал, что прокурор может продолжать.
— Что произошло праздничным вечером после танцев?
— Утром пришлось убирать много мусора.
— Нет, что произошло вечером?
— Вы насчет того, о чем мы говорили в вашем кабинете?
Кантор покраснел.
— Да.
— Я услышал крики, взял фонарь, подошел к двери, шел сильный снег, увидел, что дерутся, вызвал полицию.
— Вы можете опознать людей, которых видели в тот вечер?
— На улице, перед школой?
— Да.
— Конечно. Я видел мистера Джафета, учителя, и его, — сторож указал на Урека. — Он это сделал.
— Что он сделал?
— Он чуть не задушил того парня. Иначе зачем полиция арестовала его, почему он здесь?
Томасси вскочил на ноги.
— Мистер Гомес, — судья наклонился вперед, — в тот вечер вы видели кого-нибудь, кроме мистера Джафета, около школы?
— Девушку.
— Вы могли бы опознать ее?
— Нет.
— Вы видели около школы подсудимого, Урека? — добавил Кантор.
— Он бьет окна.
— Где?
— В школе. Очень часто.
— Он разбил окно в тот вечер?
