Книга Кристиан Ланг - человек без запаха - Чель Весте

Сразу после возвращения из Рима Ланг с Саритой решили расстаться. Кто кого бросил — не важно: оба заверяли друг друга, что при таких обстоятельствах поддерживать отношения нельзя, а что там они думали и чувствовали, они и сами не знали. Ланг вернул Сарите ключи от квартиры и вручил Миро подарок на прощание — новую игру для приставки. После этого они старались не встречаться, но почти каждый день звонили или писали друг другу электронные письма, а Ланг часто говорил, как сильно он скучает.

Однажды в августе, после полудня, в дверь Ланга позвонили. На пороге стояли двое полицейских в форме — мужчина и женщина. Женщина уточнила, он ли Кристиан Ланг, и, когда Ланг ответил утвердительно, мужчина откашлялся и спросил, знает ли он человека по имени Марко Туорла. Ланг глубокомысленно нахмурил лоб и коротко ответил «нет». Тогда полицейский назвал ему возраст и приметы Марко, а его коллега добавила, что, согласно свидетельским показаниям, его видели с вышеназванным лицом в нескольких барах, а однажды вечером в марте Туорла якобы выходил из машины Ланга в центре города. Ланг недоверчиво покачал головой и сказал, что это, должно быть, ошибка, он не помнит никакого Марко Туорла и вообще никого, кто соответствовал бы данным приметам. Хотя, с другой стороны, добавил Ланг и улыбнулся женщине в форме очаровательной, застенчивой улыбкой, с другой стороны, его профессия, вернее, обе его профессии сделали его постоянным объектом внимания: незнакомые люди часто подходят к нему в барах и на улице, чтобы поговорить с ним. Ланг подчеркнул, что он никак не может упомнить всех людей, с которыми всего-то перекинулся парой слов, однако не исключает, что этот — тут Ланг сделал вид, что забыл, как его зовут, так что полицейскому пришлось повторить имя — Туорла мог оказаться как раз таким случайным знакомым. Полицейские участливо закивали и вежливо извинились, что вынуждены были помешать ему. Они пожелали ему удачи, и мужчина выразил надежду, что в будущем Ланг выпустит еще не одну хорошую передачу. И пока Ланг учтиво объяснял, что передачу, к сожалению, закрыли, но, кто знает, возможно, она со временем пойдет на другом канапе, женщина достала блокнот, который уже успела запихнуть во внутренний карман кителя. Она нашла пустую страницу и, удыбнувшись, спросила, не мог бы Ланг черкнуть свой автограф и, если можно, приписать: «Элине». Тогда мужчина сказал, нельзя ли дать автограф и ему, на отдельном листке, — это для его жены, большой поклонницы Ланга. Ланг написал два автографа и спросил:

— Как зовут вашу жену?

— О, да это не важно, — ответил полицейский и покраснел, — просто распишитесь, и все.

Спустя несколько дней Ланг отправился в ежегодное плавание с дядей Харри. И на этот раз говорил главным образом Харри, и снова об Эстелле. Он сказал, что ей сейчас гораздо, гораздо лучше, так что, по всей вероятности, ей просто не хватало дома. Ланг кивнул, но промолчал. Харри испытующе посмотрел на него и спросил, как доживает Юхан. Ланг коротко ответил, что Юхан жив-здоров, он вернулся в Лондон, но теперь у него хорошая работа, он не видится со своими бывшими друзьями и потому удерживается от наркотиков.

В этом году Ланг и дядя Харри изменили своей привычке: они выбрали другой маршрут и к лагуне с темной водой и плоскими валунами подошли только на третий вечер. Тогда Ланг и дал слабину: позвонил Сарите домой. Трубку поднял Миро и сказал, что Сарита ушла с Кирси в кино. Ланг хотел спросить, кто же с ним остался, но услышал в отдалении мужской голос. Мужчина — Ланг решил, что это Марко, — что-то сказал мальчику в повелительном тоне, и связь оборвалась. Ланг перезвонил, но было занято. Набрал номер еще раз — по-прежнему занято. Тогда он позвонил Сарите на мобильный, однако сразу включился автоответчик. Сообщение Ланг оставлять не стал.

Если бы он мог знать, признался Ланг, что встреча с двумя почтительными полицейскими окажется практически последней встречей с поклонниками, то его, конечно, порадовало бы их сдержанное, но искреннее восхищение. Теперь, с приходом осени, Ланг вдруг понял, что он, по сути, безработный. За все лето ему ни разу не позвонили с телевидения, а писательская стипендия не предвиделась — последний раз он подавал заявку на подобный грант семь лет назад. В газетах он прочел о новом детище В. П. Минккинена, провокационном ток-шоу, ведущие которого, двадцатичетырехлетний парень и девятнадцатилетняя девушка, беседовали с гостями в полуголом виде. Ланг с мучительной остротой чувствовал, что его лучшие дни позади. В течение многих лет он вынужден был каждые несколько месяцев менять свои телефонные номера, теперь же у него почти целый год был один и тот же номер, и никто ему не звонил. Его коврик перед дверью оставался пуст: ни пригласительных открыток на кинопремьеры осени или книжные презентации, ни приглашений от телеканалов или звукозаписывающих компаний на вечеринки, посвященные выпуску новых передач или дисков, ни посольских обедов, ни VIP-приглашений на открытие клубов и гурманских ресторанов. Ланг понял, что он слишком долго жил в фальшивом мире или даже в двух — сначала в том, что собственноручно создал в своих книгах, а потом в суетливом, манящем и закрытом от посторонних мире телевидения, который он создавал вместе с другими. Он разругался с В. П. Минккиненом, расстался с Саритой, отдалился от меня и от сокурсника, с которым играл в бадминтон, и теперь понял, что у него почти не осталось друзей. Иногда, когда Ланг еще мог подшучивать над собой, он готов был смеяться, думая, как он одинок, хотя и знаменит на всю страну, где живет больше пяти с половиной миллионов.

В начале сентября к нему обратились несколько журналистов вечерних газет. Они хотели взять у него интервью и предложили вопросы вроде: «Как вы относитесь к своему поражению в борьбе за зрительское признание?» или: «Начало среднего возраста совпало в вашей жизни с концом телевизионной карьеры — как вы с этим справляетесь?» Ланг им отказал. Он пытался убедить себя, что на самом деле ему всегда было плевать на VIP-приглашения и светскую жизнь, что он все равно крайне редко пользовался своими привилегиями, а потому падение с вершины для него ничего не значит. Но это не помогало, он чувствовал, что его провал в шоу-бизнесе больно ударил по его самолюбию, хотя бизнес как таковой он презирал.