Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Интернет-интервьюер интервента интервьюировал, интервьюировал, да так и не проинтервьюировал — Сана смеется, а я хватаюсь за голову: мне, поверишь ли, говорю, пока писала «Сперматозоиды», страшно хотелось поговорить с тобой, влезть в твои мозги… знаю, ты скоро исчезнешь, а я, как всегда, буду вколачивать в экранчик буквы, словно гвозди в крышку гроба, и… Т-с-с, дурацкая метафора! Сана прижимает указательный палец к губам и поднимает меня в воздух. Не бойся! «На свете есть только две вещи, ради которых стоит жить: любовь к красивым девушкам, какова бы она ни была, да новоорлеанский джаз или Дюк Эллингтон. Всему остальному, — к нам присоединяется Виан,[148]— лучше было бы просто исчезнуть с лица земли, потому что все остальное — одно уродство».
Как это странно, думаю я, не иметь тела, как странно!
«Буратино» в бумажном стаканчике. Пу-зы-ри-ки. Запах цирка: дурацкий, ни с чем не сравнимый. Под куполом — гимнасты: я смотрю на них, затаив дыхание, и Сана тоже… тоже смотрит: нас разделяет лишь арена. Мы похожи, правда? Она кивает и берет мои руки в свои: наконец-то ты оторвалась от компьютера, наконец-то можешь говорить. Говорить? Я повторяюсь: РА, Сана, — это не только бог Солнца. Не понимаю, она пожимает плечами, что значит не только… Я выдыхаю дым и, достав из сумки сложенный вчетверо лист, зачитываю: «Коллеги, благодарю вас за оперативную и высокопрофессиональную работу над Проектом, который является для Клиента приоритетным — теперь, получив Заказ, он просто счастлив… а значит, счастливы и мы. Головной офис тоже тащится. Со своей стороны прошу вас — это особенно актуально во времена кризиса — относиться к любому Проекту также слаженно, потому что процесс реанимации Клиента в настоящее время практически невыполним…». Что это, что за бред, удивляется Сана, а я замечаю, что у нее нет вопросительных интонаций, совсем нет: ну, я же говорила, РА[149]— это не только бог Солнца и, вспоминая о работке, отворачиваюсь. Не молчи (Сана звенит моими браслетами), это невыносимо — и я не молчу, не молчу больше: помнишь песочное пирожное? ну, то самое, с тонкой прослойкой из повидла? с розовыми и салатовыми розочками сверху?.. помнишь, нет?..
На плотной серой бумаге остаются жирные пятна и крошки; бумага остается на столике кафетерия, которого давным-давно нет, как нет давным-давно и крашеной деревянной будки с толстухой-мороженщицей, кутающейся в пуховый платок: пальто туго натянуто на барабан ее живота; белый халат, накинутый сверху, подпоясан длинным шарфом. Что мне мороженое! Книжный-то яд там, через дорогу — и зачем от кафетерия сворачивали? «Купи книжку! Купи-и-и!» — «Это для больших, тебе такую не надо!» — «Я большая, большая, мне надо, надо! Купи-и-и!» — «А куклу? Ты же куклу хотела…» — «Книжку хочу! Кни-и-ижку! Ы-ы-ы-ы-ы!»
Мне покупают книжку. Я, четырехлетняя, втягиваю вкуснейший в мире запах — запах свежайшей типографской краски. Я. Совершенно. Абсолютно. Счастлива.
Я помню, Сана: зеленые Чехов, Тургенев, Куприн, Гюго. Голубоватый Толстой. Грязно-бордовый Ромен Роллан. Коричневые Бальзак и Пушкин. Шоколадный Драйзер. Серо-синий Жюль Верн. Радужная «Библиотека приключений». Пестрая «Тысяча и одна ночь». Оранжевый Майн Рид. Черный Достоевский. Красноватые, вечно пыльные, Ленин и Сталин на верхотуре. Я пробираюсь в «темную» комнату и листаю Мопассана. Мне шесть лет. Мне нравится имя Клотильда… А еще — еще четырехтомник «Удивительная Африка»: чтобы достать его, я должна встать на скамейку и дотянуться до самой последней, упирающейся в потолок, полки. Видишь? Встаю. Дотягиваюсь. Видишь, нет?.. Первый намек на эротику: черные тетки с раскрашенными грудями и проколотыми носами — любопытно. А внизу — тоска: Лермонтов — великий русский поэт… Захлопнув учебник, я натыкаюсь на «Мои университеты»: первый намек на порнографию — студенческие «забавы», скользящая по мыльному полу проститутка и пр. и пр. Скучная история, поэтому сначала так — все спят, а ты, повесив шкурку на спинку стула, слоняешься из угла в угол, или: долго вертишь в руках карандаш, не зная, что делать с ним, а потом, словно опомнившись…
Бумага в клетку, бумага-тюрьмага: главное — не думать, зачем, не то не выйдет. Мне купили, Сана, здоровенную тетрадь — сначала коричневую, потом черную — куда я, вместо того чтобы бегать во дворе «как все нормальные дети», записывала крупным «взрослым» почерком «шедевры» собственного изготовления да переписывала стихи и афоризмы из настенного отрывного календаря… Когда же я пыталась поймать несуществующим сачком второй воздух, меня накрывало, и я засыпала, не понимая еще, что с этой-то самой тетрадью и увязнет мой коготок в том, чему нет названия. Что именно благодаря ей, тетради, я на самом деле попаду в место, которого нет ни на одной карте. Что буквы, не имеющие ни цвета, ни пола, никогда не будут бесцветными или бесполыми: да вот же они, вот, видишь? Из них слеплены и гимнаст, и мороженщица… да ты как будто онемела!
…тем временем на Никольской улице бродячие обезьяны отобрали у семилетнего мальчика бутылку воды, экс-президент потребовал сажать в тюрьмы за контрабанду, General Motors официально объявила о банкротстве, Ким Чен Ир назначил преемником третьего сына — Ким Чен Уна, на станции столичного метро «Полянка» упал на рельсы человек, ТОФ начал готовить новый отряд кораблей для борьбы с пиратами, самолет, не подав ни одного тревожного сигнала, растворился в воздухе, пропав над Атлантикой, пьяный машинист погиб, выпав из кабину на ходу, последняя пассажирка «Титаника» Миллвина Дин скончалась, английские дети назвали Stinking Bishop самым вонючим сыром Великобритании, в Витебске по причине «потери интереса к жизни» с девятого этажа сбросились две девушки, пьяный в дым слесарь разбил тачку известного шансонье, пассажиры подожгли станцию из-за нового расписания, боевики-талибы захватили в заложники четыреста человек на территории Пакистана, пенсионеры-космоэнергеты вышли с духовным маршем протеста, а археологи-любители нашли в Ла-Манше лохнесское чудовище по кличке Плезиозавр — что ж! Самое время поинтересоваться, как там Плохиш, думаю я, забыв, что озвучивать мысли вовсе не обязательно: Сана знает обо мне все, абсолютно все… ну или почти. Она поднимает брови: почему ты спрашиваешь? Я пожимаю плечами: вроде бы этот постаревший ребенок — герой твоего роман[c]а… Какая пошлость, кричит Сана, ты заварила эту кашу, а теперь мечтаешь свалить все на персонажа! А ведь это я, я писала тобой… я заставляла твои пальчики бегать по клавиатуре, приказывала сидеть — и ты покорялась, всегда покорялась, как последняя шлюха!.. Неужто ты и впрямь думала, будто я — одна из твоих heгоИнек? Девочка становится интересной, если ее как следует завести, думаю я, и неуверенно касаюсь руки Саны (жвачные находят наши жесты фривольными: жвачные никак не могут понять, «откуда близняшки»), и вот тут-то меня по-настоящему бьет током — Сана живая. Может, моя рука и бумажная, но ее-то уж точно из плоти и крови! Это я, я писала тобой, талдычит она, я провоцировала тебя, заставляла усомниться в собственной силе!
Радикальная инъекция, качаю головой я, рассматривая ее четкие, будто из камня высеченные, формы: на Сане совсем нет одежды.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
