– Проблемы с имплантатом. Это бывает, – сказала Венди с раздражением. – Схожу к доктору, он поправит.
Она повернулась ко мне спиной. Я старался размышлять здраво. Я не целовал эту часть ее груди, я сконцентрировался на сосках. Это был только маленький порез, в самом деле, может быть сантиметр, и он не кровил. Все в порядке, решил я.
Я чувствовал себя плохо оттого, что дважды за несколько минут оскорбил Венди. Она смотрела на беззвучные об – разы в телевизоре. Я думал, не попросит ли она меня уйти. Я положил руку ей на плечо. Она не отодвинулась. Я прижался к ее спине и зарылся лицом в темные волосы. Мы перекатились на другую сторону. Сквозь белье я прижался к ее ягодицам. Она двинулась назад, чтобы чувствовать меня. Я терся вперед и назад. Потом обхватил ее и сжал ее левую грудь. Она дышала восхитительно прерывисто. Все между нами было хорошо. Мы задвигались быстрее. Я поцеловал сбоку ее лицо.
– Ты хочешь быть моим мужем? – прошептала она.
Вопрос был искренним; она отчаянно хотела быть любимой и в эту минуту жаждала моей любви. Я почувствовал, как меня переполняют чувства из-за этой ее нужды, из-за ее беспомощности, но также из-за собственного тщеславия – лесть восхищала меня. Я эякулировал в свое белье.
Я крепко ее обнял и содрогнулся, потом мгновение или два лежал во тьме, которая наступает после оргазма. Но, едва очнувшись, я запаниковал, мне захотелось уйти. Неожиданно все стало убогим: молчащий черно-белый телевизор, раковина, высовывающаяся из стены, шиньон на крючке в шкафу. Я был в темной маленькой квартирке в буйнее с проституткой. Я сел и сказал:
– Мне пора идти.
Начал одеваться. Похоже, Венди не возражала. Она знала, что мужчины зачастую сбегают после того, как пришли, и из них не получаются хорошие мужья. Она надела халатик, вытащила из шкафа полотенце и без единого слова отправилась по коридору в ванную.
Пока я одевался, меня одолевали предчувствия, что автомобиль украли, что я заболею. Волны ненависти к самому себе омывали меня. Я вышел в коридор и, услышав звук душа, подумал, что нехорошо уйти не попрощавшись. Открыл дверь ванной. Она не задвинула занавеску. Тушь стекала с ее глаз черными полосами; это придавало ей вид плачущей женщины.
Она была красива, с этим ее лицом Софи Лорен, полными губами, блестящими грудями, гладким и плоским животом. Она задернула занавеску, чтобы я не мог видеть низ ее живота.
– Все в порядке, правда? – спросил я, как идиот, желая услышать опровержение.
Но Венди не слышала меня за шумом воды.
– Хочу вымыться, – сказала она. – Возвращайся к «Салли». Мы снова как-нибудь погуляем вместе.
Я закрыл дверь ванной и выбежал на улицу. Я был уверен, что автомобиль украли и что я заслужил потерю отцовской машины, но «паризьен» оказался на месте. Возникла новая проблема: как вернуться в Манхэттен.
Я двинулся вперед по пустынным улицам – было два часа ночи. Дважды мне попадались одинокие мужчины, но они не говорили по-английски. И снова у меня появилось это чувство, что тетушка наклонилась из окна и видит меня, отлично зная, что я приехал в Куинс не ради чего – то хорошего, тогда как долгие годы не мог набраться мужества навестить ее.
Около двадцати минут я ездил туда-сюда под эстакадой, высматривая указатели на Манхэттен или кого-нибудь, кто говорит по-английски, все время чувствуя себя виноватым оттого, что сделал, и вдруг на мою машину прыгнул лев. Я свернул к тротуару, резко нажал на тормоза.
– О, мой Бог! – прокричал я, и в голове пронесся разом миллион мыслей. Я подумал, что лев сбежал из зоопарка Бронкса и добрался до Куинса. Я беспокоился, что его задавят, если он будет бегать среди автомобилей. Но если я выйду из машины, чтобы спасти его и позвонить в полицию, то буду убит, растерзан.
Посмотрев в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, не преследует ли он меня, я понял, что это гигантский набивной лев, такой, каких делают для карнавалов, и что кто-то уронил его с эстакады. Лев ударился об асфальт, а потом отскочил к моей машине, лапами прямо к водительскому стеклу. Я не мог в это поверить. Только что случилась самая невероятная вещь в моей жизни, и я не мог никому о ней рассказать, потому что как бы я тогда объяснил, что я делал в Куинсе посреди ночи с транссексуалкой.
Глава 5
Еврейский герцог Виндзорский
Лев оказался добрым знаком, потому что вскоре после его нападения я высмотрел указатель на Манхэттен. Потом я, правда, опять запаниковал, потому что, выбирая между поворотами направо и налево, ошибся и попал на скоростную автостраду Бруклин – Куинс, где увидел фантастическое городское небо. Я всегда подъезжал к Манхэттену с запада, от Нью-Джерси. Отсюда, с востока, город был другой, передо мной лежал весь длинный нож острова, и в середине его высился небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, который просто убивал меня своим видом.
Я представил себе, как его острый конец прокалывает мне живот и проходит насквозь. Я все еще ненавидел себя за то, что был с Венди, и нервы были напряжены после нападения льва. Точно я сделал что – то не так и буду наказан.
Автострада вывела меня на мост Уильямсбург, от которого я уже легко добрался до дому. Войдя в квартиру тихо, словно преступник, я с виноватым видом посмотрел на ноги спящего Генри, который продолжал свой эксперимент: укладывался головой на восток. Я прошел на цыпочках по оранжевой дорожке с чувством, что не заслужил даже той малой привязанности, которую Генри проявляет ко мне.
Я отправился спать, а утром проснулся с похмельем и депрессией. Пока собирался на работу, несколько успокоился тем, что буду больше обычного играть роль молодого джентльмена. Я чисто выбрился, водя лезвием вверх и вниз, чего, как правило, не делал, и почувствовал себя менее испорченным – раз выбрился так гладко. Потом смазал волосы витаминным маслом, которое рекомендовал парикмахер, и приколол к галстуку исключительно приличную виндзорскую булавку, подумав при этом: «Еврейский герцог Виндзорский».
Полностью одевшись, я вспомнил о Венди, отчего пришлось улечься и мастурбировать с распахнутой спортивной курткой и рубашкой. Это испортило утреннее умывание и возникшее ощущение молодого джентльмена, с которого я начал. Я лежал, испорченный, в своей кровати и думал: «Я должен убить себя». Эта мысль частенько приходила ко мне после мастурбации, а также в те минуты, когда я не мог принять вещи такими, какие они есть. Я чувствовал себя совершеннейшим неудачником.
Обычно следующей мыслью был план суицида, но с некоторой зацепкой: я беспокоился, что только впаду в кому после передозировки лекарства или заполучу паралич, выпрыгнув из окна, или, если успешно убью себя, кто найдет мое тело? Ужасная ситуация. В общем, мои суицидальные планы давали сбой. Однако эти десять минут или около того, что я предавался воображению, освобождали меня от агонии эгоизма, и каким-то образом это меня успокаивало. Но в то утро, лежа на кровати, я чувствовал, что живот стянуло болью от проблем. У меня не было времени подумать о суициде. Я должен был почиститься и отправляться на работу.
