— Спим? Очень хорошо… Сон очень полезен. — Марта говорит негромко. Приближается время приема лекарств.
Ивона потягивается.
— Сон оздоравливает.
Марта склоняется над ней, подтягивает ее за плечи, взбивает подушку.
— Сейчас поправим подушку, будет удобнее лежать. — Голос Марты звучит профессионально тепло. — Сменим постельное белье.
Ивона тяжело падает на подушку.
— Уже лучше. Удобно? Наверное, нам стало удобнее.
На простыне эти мерзкие крошки. Один взмах руки — и постель готова вновь принять беззащитное тело.
— Зачем снова начинаешь? — Ивоне трудно говорить. — Хочешь все испортить? Что тебе от меня нужно?
— Спокойно, все будет хорошо, не волнуйся…
— Что будет хорошо? Что будет хорошо? Может, тебе и будет хорошо, но не нам…
— Боже, я не хотела тебя обидеть!
— Тогда не обращайся ко мне покровительственным тоном. Я это ненавижу, ненавижу. Оставь себе нежности, прибереги их для других пациенток, а я — это я. И это неуместное безмятежное выражение лица! — Ивона повышает голос, почти кричит. — И это твое «все будет хорошо», «все хорошо»… Все хорошо, Алина, Сралина, а что это тут у нас? Мы описались, сделали под себя… Чудно. Нет! Не мы, только я. Исключительно я. Мы были плохо воспитаны, подглядывали в окна, нам было больно. Нет! Дорогая сестра, это я! Это я лежу, а не мы. Это я таращусь в потолок, я корчусь от боли, и не мы были вынуждены ночью звать сестру, чтобы она сделала укол! Тебя здесь в тот момент не было! Только я!
Марта, потрясенная этим взрывом, отходит. Сейчас напряжение переместится в живот, там и останется. Снова она сделала что-то не так. Затем спокойно говорит:
— Хорошо. Можешь плюнуть мне в лицо. Я — кретинка. Ты права. — И происходит чудо: то, что должно было пробраться в живот, исчезает, она легка как перышко, никакой опасности.
— Конечно, я права. — Ивона смотрит на Марту исподлобья, но больше не кричит. — Разве это я задаю тебе дурацкие вопросы? Обращаюсь к тебе во множественном числе? Мы вчера приготовили обед? Наш муж немножко вчера сглупил? Ходили мы в гости?
— Ты права! — Марта кричит, но в животе — пустота.
— Я знаю, — отвечает Ивона и замолкает. Тогда Марта решается:
— Прости. Плохо себя чувствуешь?
— А почему я должна себя плохо чувствовать? Ну что на это скажешь? Марта вновь путается:
— Лежим?
— Угадай.
Неправильно. Нужно по-другому.
— Тебе что-нибудь нужно?
— С чего ты это взяла? Я себя великолепно чувствую. — Ивона саркастически усмехается. — Лежу себе пятую неделю. Рукой шевельнуть не могу. С трудом встаю. Но мне замечательно. Капельница. Чистая постель. Божественно! Хочешь поменяться?
— Ты раздражена, но я тебя понимаю. — Самое главное — не дать себя спровоцировать.
— Правда? — Голос Ивоны звучит более привычно.
— Да, понимаю.
Теперь взгляд Ивоны внимателен и кажется незнакомым. Марта не знает, как ей себя вести. Она ждет.
— Можешь для меня кое-что сделать?
— Все, что хочешь, — кивает Марта с облегчением.
Тогда Ивона с трудом приподнимается, ее белая ладонь тянется к тонкой трубочке, благодаря которой в ней все еще теплится жизнь.
— Отключи, — просит она, показывая на капельницу.
— Я не могу! Лекарство должно поступать до двадцати двух часов. — Марта жалеет, что слишком поспешно пообещала сделать «все».
— Я хочу встать. На секунду. Пожалуйста. Марта зажимает прозрачную змейку:
— И что теперь?
— Помоги мне. — Ивона протягивает ладонь, Марта хватает ее. Делая над собой усилие, Ивона встает и медленно опускает ноги с кровати.
— Что ты делаешь? — Марта крепко держит Ивону.
— Господи, ты мне поможешь или нет?
— Хочешь встать? — Вопрос глуп, потому что Ивона уже поднялась. Она едва держится на ногах, прозрачный проводок от капельницы не пускает ее, она делает пару шагов в сторону стула.
— Поправь все, пожалуйста…
Ах вот в чем дело. Марта стряхивает простыню, заправляет края под матрас, берет за два конца пододеяльник и расправляет в нем одеяло, взбивает подушки.
— Так? — Вопросительно смотрит на Ивону. — Удобно будет лежать?
Она готова помочь ей лечь, но Ивона, показывая рукой на кровать, говорит:
— А теперь ложись.
— Что?
— Ложись.
— Ты с ума сошла?
— Пожалуйста, ляг.
Марта послушно вытягивается на кровати.
— Вот кислородная трубка. А вот капельница. Удобно? — Неловкими движениями Ивона кладет ей кислородную трубочку под нос и прикрепляет правую руку к кровати ремнем.
Марта не сопротивляется. Кровать удобная, после тяжелого дня ее мышцы наконец расслабляются.
— Да. Хорошо.
— Лежи. Сделай вид, что тебе удобно.
Марте не нужно притворяться — она устала и блаженствует в постели.
— Да? — Она устраивается удобнее и больше не двигается.
— Вот именно.
— Сколько мне так лежать? Кто-нибудь может войти. Ивона накидывает на себя халат и подает ей руку.
Марта снимает зажим с прозрачной трубочки, и капельки снова начинают проникать в вену. Ивона переставляет подставку для капельницы ближе к креслу и садится рядом с Мартой.
— Никто не войдет. Всем известно, что здесь ты. Делай вид, будто не можешь двигаться. Закрой глаза.
Ивона опирается на поручень кровати. Тяжело дыша, она пытается освоиться в новой позе. Постепенно сердцебиение успокаивается, унимается дрожь в ногах.
— Увидишь, что значит так лежать, — говорит она тихо, — и быть не в состоянии ничего сделать. Поймешь, какое это удовольствие. Последнее. Ты полежи, Марта, а я посижу рядом. Пусть у тебя немеет рука, позвоночник, заболит поясница.
Дыхание Марты ровно и спокойно. Ивона смотрит на нее и продолжает:
— А потом поговорим. Когда кислород закончится. Зато полезно. И тогда, может быть, мы поймем друг друга… Потому что другого выхода у нас нет. И возможно, ты больше не будешь входить с вопросом «лежим?». Потому что я вынуждена лежать, верно? — Ивона, не слыша ответа, поднимает голову и замечает, что Марта спит.
У Ивоны возникает желание ее толкнуть, сбросить с кровати — пусть знает… Но она замирает, вглядываясь в Марту. Ее передник сбился, а правая нога неудобно подогнута. Зрелище это вызывает у Ивоны сострадание. На щеках Марты длинная тень от ресниц. Ивона, собрав все свои силы, приподнимается, подтягивает одеяло и аккуратно накрывает Марту. Затем вновь садится рядом. Из капельницы в Ивону медленно перетекает жизнь.
