Надо сказать, что поступок Митеньки немало меня удивил. Местный ботан, не пивший ничего крепче киселя, мог похвастаться исключительно своей бабушкой. Невзирая на погодные условия и позднее время суток, старушка имела обыкновение выходить на мостик и зычно орать: «Ми-и-итинька, ма-а-альчик, пора домой». Короче, если бы мне кто-то сказал, что по достижении совершеннолетия Митенька убил бы бабушку ржавой садовой лопатой, я бы ни фига не удивилась. Но речь не об этом.
«Раз уж этот придурок выпил и не забоялся, то такая во всех отношениях продвинутая барышня тем более не должна волноваться», – уговаривала я себя.
Впрочем, причин для волнений и не было. Время шло, а кина не показывали.
Мужская часть населения пересчитывала паркопан на водку и страшно горевала.
Стае разделил остатки таблеток между соучастниками и вздохнул.
– Допиваем остальное и расходимся по домам, – предложил он.
– А как же кино? – огорчилась я.
– Не знаю… Какие-то неглюкавые таблетки, – ответил Стае. – А может быть, ты сама виновата. Чтобы заглючило, нужно хорошенько о чем-нибудь подумать.
– Да, а еще нельзя думать о том, что не нравится, – подала голос Светка. – А то «убьешься».
– Как это «убьюсь»? – испугалась я. – Я совсем не хочу «убиваться».
– А вот так… Начнешь думать о смерти, например, она к тебе и придет! – Светка сделала страшные глаза и высунула язык.
– Главное, не думать о тебе, а то, пожалуй, и правда лучше убиться, – ответила я ей и пошла домой.
На обратном пути я старательно представляла себе, как Брэд Питт делает мне предложение руки и сердца, а в качестве свадебного подарка настойчиво предлагает яхту. Процесс настолько захватил меня, что я не заметила, как подошла к мостику.
– Или яхта, или я передумал, – сказал мне Брэд.
– Главное, чтобы бабушка спала, – ответила ему я.
– А что бабушка? – осклабился Брэд. – Бабушку можно взять с собой.
– Гамбургером отравился? – предположила я.
– Это ж надо, так напугала, зараза! Я думала – кто тут у нас на мостике разговаривает? Целый час приглядывалась. Ты с кем столько болтала?
Заспанное лицо мамы не предвещало ничего хорошего, поэтому я подмигнула Брэду, а вслух сказала:
– Ни с кем. А бабушка спит, да?
– Да уж понятно не на мостиках ночами отирается, – пробурчала мама. – Пошли домой.
– Жалко, – сказала я.
– Кого жалко? – не поняла мама.
– Бабушку… Ночной воздух бодрит пенсионера.
Мама остановилась и внимательно посмотрела на меня:
– А ну дыхни! Пила?
– Нет. Глотала наркоту. – Я развела руками. – А бабушка все-таки спит, да?
– Да. И тебе пора. – Мама впихнула меня в дом. – Это ж надо было так нажраться…
– Я не пила, – попыталась возразить я. – И вообще мне по бабушке нельзя убиваться. А то яхты не будет.
– Первой электричкой в Москву! Таз за печкой, в открытое окно не блевать, – речитативом произнесла мама.
– А бабушка спит? – успела спросить я напоследок, перед тем как дверь моей комнаты закрылась.
– Не сплю, – ответила мне бабушка. Она сидела в углу комнаты на стуле и отрезала хвостики от крыжовника.
– Сейчас сюда придет… юноша… Он актер, между прочим… – прошептала ей я. – Ты бы лучше в другой комнате посидела…
– Неча мужиков по ночам таскать! – Бабушка погрозила мне кулаком и съела крыжовину. – Никакой помощи от тебя…
– Сама управишься! – рассердилась я. – Чего тебя принесло-то на ночь глядя?
– Яхту хочу, – ответила мне бабушка и съела еще одну ягоду.
– Мы тебе подарим, только уйди, пожалуйста, куда-нибудь.
– Старуху из собственного дома гонят! – заголосила бабушка. – Дожила на старости лет…
– Ну вот только не начинай про старость, – начала звереть я. – Все приличные старики в это время давно спят.
– А я, по-твоему, неприличный старик? – Бабушка поправила очки и уперла руки в боки.
– Не знаю, – честно ответила я. – По-моему, ты меня достала. Я лучше сама отсюда уйду.
С этими словами я открыла шпингалет на окне и спрыгнула в сад.
Светало. На улице начинали петь первые птицы. Вдохнув полной грудью, я приготовилась присесть на скамейку, как вдруг до моих ушей донесся какой-то подозрительный скрежет. Оглянувшись, я увидела странную картину. Поджав юбку одной рукой и цепляясь за подоконник другой, бабушка лезла из окна, точно утопленник из колодца.
– Совсем оборзела! – крикнула ей я и перемахнула забор. – Никакой личной жизни.
– Яхту зажать хотела, да? Выкуся! – Бабушка показала мне дулю и подошла к забору.
– Ты хуже целой сотни неприличных стариков. Раскорячишься – не буду тебя снимать, – пригрозила ей я и на всякий случай пошла в сторону от дома.
Вероятно, у бабушки был некий опыт по преодолению препятствий, потому что уже очень скоро она нагнала меня и принялась швыряться крыжовником в спину.
Первое время я терпела, но потом удары стали сильнее. Много сильнее.
– Охренела? – завизжала я. – Я тебя в дом престарелых сдам как хулиганку.
– За руки держи ее, за руки! – начала визжать бабушка. – А не то опять сбежит.
И тут меня действительно схватили за руки и повели домой.
С одной стороны шла мама, а с другой стороны – дядя. У них были абсолютно белые лица, и они вели себя так, как будто меня не было. Хитрющая бабулька предпочла скрыться – во всяком случае, я ее не видела.
– Мама, надо бабушку куда-нибудь пристроить, – тут же начала жаловаться я. – Она ночами крыжовник жрет неспелый и через заборы прыгает, как козел.
– Ты кололась или что-нибудь кушала? – тихо спросила у меня мама. – Я не буду ругать, правда.
– Говорю же, наркоту глотала, – ответила ей я. – Но моя наркота по сравнению с бабушкиным хамством – семечки. Она у меня яхту отобрала, только представь себе…
– Представляю, – сказала мама.
Меня отвели домой, положили на кровать и закрыли комнату на ключ, предварительно подперев окно палкой. Бабушка появилась сразу же после того, как щелкнул замок, и не покидала меня четыре дня. Несмотря на то что к концу срока бабуся стала гораздо менее словоохотливой, я все равно порядком устала от ее присутствия.
Меня выпустили на улицу только через неделю, с обещаниями «никогда и ни при каких обстоятельствах и тому подобное». Выпустили легко, потому что раскаяние мое было слишком очевидным.
